Саламандры: Омнибус

Торп Гэв

— Слегка дезориентирован. Что стало с призраками?

Н’бел задумался.

— Ушли, — он показал рукой на равнину, где собрались несколько воинов. Один из них был облачён в одеяния из чешуи с маской скалящегося ящера. Он размахивал изогнутым посохом, увешанным кривыми острыми клыками и отсечёнными хвостами ящериц. Его мускулистый торс был защищён нагрудником из костей крупных рептилий. Остальные, не отрываясь, смотрели, как он поднимал пригоршню пепла, пробовал его, нюхал, высыпал обратно, а потом повторял всю процедуру заново.

— Но шаман найдёт их след, — добавил он сурово, — Земля никогда не лжёт.

На

Ноктюрне земляи её народ были единым целым. Планета была суровой хозяйкой, мир, исполненный огня, способного разрушить всё и вся и погубить бессчётное количество жизней. Во время Сезона Испытаний планета трещит и ломается, проливая свою кровь и лавовые слёзы, угрожающие поглотить своим пламенем всё живое, цепляющееся за её скалистую шкуру. Но земля давала с такой же щедростью, с какой брала. Всё было заключено в большой круговорот рождения, смерти и перерождения. Огненная мать, переменчивая Ноктюрн, забирала тебя назад, прижимая к своему сердцу и груди. Жизнь заканчивалась в огне; и в огне же зарождалась.

Возрождение было обычной стороной племенной культуры Прометейской Веры. Ничто, родившееся и умершее на Ноктюрне, не пропадало по-настоящему. Оно простоменялось, перерождаясь во что-то новое.

Я «ещё»? Я переродился в незнакомом теле? Мои кости были как железо, моя кожа — как сталь. Я был неуязвим. А теперь… теперь… только обжигание.

Связь шамана с землёй была сильна, безусловно сильнее, чем у любого из окружавших его воинов. Хлопья пепла, тлеющие кратеры, даже песчинки земли — все они разговаривали с ним на только одному ему понятном языке.

Дак’ир ехал в длинной колонне воинов племени, сидевших верхом на заврохах.

Покрытые чешуёй, быкоподобные заврохи были известны своей медлительностью и спокойным нравом. Однако они были сильными и выносливыми, с толстой шкурой и могли перевозить тяжёлые грузы на очень большие расстояния. Мигрирующие племена пепельных кочевников, сторонящиеся Пристанищ, пересекали Шлаковую пустыню на их широких спинах.

Я парил в небесах на крыльях грома…

В кроваво-красном небе кружили дактилиды. Крылатые ящеры и шёпот земли привели шамана к ржаво-красному с серыми прожилками горному хребту. Вереница заврохов начала медленно подниматься по склону, и на вершине цвета запёкшейся крови они нашли остальных сумеречных призраков. Вопивших, кричавших и смеявшихся своими пустыми голосами, устроив настоящую какофонию. Тяжёлая и гнетущая атмосфера висела над всеми наездниками.

Дак’ир не мог вспомнить путешествия, хотя и помнил дригнирра, смотревшего за ним из темноты пещер или с вершин вулканических холмов. Тот не отставал — ни проводник, ни хищник, а просто наблюдатель, которого мог видеть только он. Казалось, что взор ящерицы жёг самую его душу, вырывая сокровенные секреты его разума.

Предсказатель, псайкер… Я знаю тебя, брат. Твой взор… обжигает. Я обжигаюсь.

— Нападаем с трёх сторон, — Н’бел объяснял план остальным. Он спешился и палкой набросал на земле примерную карту лагеря, менее двух десятков воинов собралось вокруг него. Н’бел поманил Дак’ира приблизиться к кругу собравшихся.

— Брат? — озабоченность

на лице Н’бела читалась также ясно, как и его почётные шрамы.

— Я в порядке, — Дак’ир кивком попросил продолжать.

Н’бел бросил на него ещё один взгляд, а потом продолжил.

— Три зубца, — он показал пальцами трезубец, — с востока и с запада в качестве отвлекающего манёвра. Третий, маленький, зайдёт с севера, то есть, оттуда, где мы сейчас находимся.

Дак’ир, не отрываясь, разглядывал глубокую долину, у подножия хребта, представляя путь, нарисованный Н’белом на земле. Он изобиловал многочисленными утёсами и серными ямами. Земля от стекавшей с близлежащей кальдеры ещё курящегося вулкана лавы и поднятого в воздух горячего пепла раскалилась докрасна.

Я проходил через огонь. Я чувствовал, как он бьётся в моей груди. И этим огнём я… Остальная часть литании забылась. Обжигание… оно затуманивает мой рассудок, путает мои мысли.

В надире долины располагался окружённый колючей проволокой и заострёнными лезвиями лагерь. Остроконечные строения, не больше, чем простые металлические шатры, были сплошь исписаны диковинными символами. Сами инопланетные буквы тоже были заострены, как будто одно их произношение могло поранить язык говорившего. Здесь же было несколько низко паривших машин, таких же, как та, что лежала сейчас разбитой на пепельных равнинах. Одни были привязаны к окровавленным железным пикам, с другими развлекались наездники, носясь по периметру лагеря. Издалека были видны крохотные фигурки, бегавшие перед этими машинами, преследовавшими их словно свора голодных хищников.

Одного темнокожего ноктюрнийца, сильно хромавшего, сумеречный призрак, словно на вертел, насадил на своё копьё, Дак’ир даже отвёл глаза в сторону. Наездники издевательски кричали в тон с воплями своих жертв, пародируя их агонические муки.

Это был невольничий лагерь и, судя по большому количеству металлических шатров, заполнивших дно долины, рабов было очень много. Дак’ир насчитал пятнадцать «палаток». Невозможно было точно определить, сколько их было в клетке колючей проволоки. Из общей массы выделялся большой шатёр, находившийся в центре лагеря.

Н’бел собирался освободить свой народ. Парящая машина, попавшая в засаду на пепельной равнине, специально была заманена в ловушку, чтобы по тянущемуся за ней по земле следу они могли найти это жуткое место. Они с Дак’иром были приманкой, рана на его лице…

Обжигание…

…было платой за такую храбрость.

Дак’ир знал это, несмотря на всю свою обрывочную память, ощущениенепохожести, и не только в отношении самого этого места, но и времени.

— Дак’ир…

Он повернулся и увидел отблеск солнечного протуберанца. Это блестел меч с ярким зубчатым лезвием.

Я знаю этот клинок… Нет. Я знаю очень похожий на него. Какую смертельную симфонию поют его цепные лезвия.

— Ты обронил его на пепельной равнине, брат. А воин хорош лишь настолько, насколько хорошо его оружие.

Прозвучало как будто от кого-то, кого я знал, кого-то, плечом к плечу с кем я сражался когда-то давным-давно… или буду сражаться ещё когда-нибудь.