Саламина
Шрифт:
Весной, летом, осенью и зимой она, стоя за закрытым окном, наблюдала жизнь своего племени - их работу и игры, любовь и счастливое безделье. Это была и ее жизнь с самого детства до замужества, состоявшегося шесть лет назад. Она слышала смех гуляющих на набережной, их песни в летние вечера. Регина могла иногда услышать шепот влюбленных, спрятавшихся от чужих глаз за углом ее господского дома. Охотники возвращались с охоты, Регина присоединялась к населению поселка, которое приветствовало их, гордилась, как и остальные, успехом людей своего племени, восхищалась их мужеством. В ней пробуждалось свойственное ее полу страстное влечение к молодости, силе, смелости. В душе она, как женщина, преклонялась перед мужчиной-героем. Регина стремилась сейчас ко всему тому,
У окна, которое как всевидящее око взирает на весь поселок, сидит сгорбленный беловолосый человечек. Он пишет. Каждый день по многу часов, старательно, гордясь и наслаждаясь вычурными завитками своего почерка, он записывает события дня. Обо всех смелых и ловких поступках, обо всем, что так волновало жителей поселка, чем они жили в этот день, он пишет: "х кило жира, у шкур, стоимость z крон". Он ангел книги судеб цивилизации. Регина, работая на кухне, видит эту согбенную спину, спину своего мужа. Несчастное дитя! Один бог знает, о чем она думает.
Когда-то среди девушек Агто прибытие нового начальника торгового пункта, холостяка Троллемана, вызвало заметное волнение. Хотя им и в голову не приходило думать о замужестве, девушки все же рассчитывали на его случайную благосклонность - мужчины любят ее выказывать. И в предвкушении преимуществ, всеобщего интереса и почета, связанных с его особым вниманием, девушки соперничали между собой в стыдливой игре в прятки - обычной здесь манере вести себя при ухаживании. Регина в то время, вероятно, сияла редкой красотой. На ее полном, молодом, овальном лице еще не успели появиться следы забот, выражение его было открыто и простодушно, как ее жизнь и мысли. Красота Регины была пышной: длинные иссиня-черные косы, обвивавшие тяжелым кольцом голову; оливковый цвет кожи, красивые губы и зубы, белые, как выбеленная солнцем слоновая кость. Не удивительно, что начальник торгового пункта вскоре остановил на ней свой взгляд и выбрал ее себе в служанки.
Троллеман был новичком среди оседлых жителей Гренландии. Случайные охотничьи приключения в погоне за человеческой дичью, выпавшие на его долю во время поездок по Гренландии, мало чем могли помочь ему в решении новой, возникшей перед ним проблемы пола в незнакомой для него области - в устройстве домашней жизни. Может быть, несмотря на утверждение некоторых, матросская любовь на одну ночь не дает понимания поведения женщин, и Магдалины глухих переулков Санкт-Паули и Фронт-Стрит совсем не похожи на Март из более достойного места - семейного дома. Во всяком случае, очаг, дом, семейная жизнь - все это было чуждо Троллеману. И какое бы презрение к женщинам он ни вынес со времен работы на фок-мачте, новая обстановка накладывала на него свою священную руку, набрасывала покров осмотрительности на нечистое вожделение, которое грызло его внутренности.
Добродетель девушки - бывшая, возможно, только проявлением ее природной наивности - трогательно соответствовала представлениям Троллемана о доме. Она сама по себе могла одновременно и пристыдить его и возбудить в нем горячее желание. Она усиливала путаницу мыслей Троллемана насчет того, насколько дерзко, хитро, осторожно, осмотрительно он должен наметить путь своего преследования. Троллеман знал, что каждый его тайный поступок будет предметом сплетен в поселке, и, несмотря на свою гордость белого, боялся насмешек жителей. Его сковывала застенчивость, скрыть которую нельзя было никакой напыщенной позой. Регина понимала его ходы в игре: да и кто бы не понял их? Свои же ходы в этой игре она делала с инстинктивным умением. Регина знала повадки мужчин: любовь никогда не была для нее тайной. Она наблюдала, как зачинают ее братьев и сестер, видела, как они рождаются. Она присутствовала при всех явлениях человеческой жизни. О любви не разговаривали: она была действием - его совершали. То, что оно совершилось и для нее, отмечало наступление зрелости.
Регина не была невинной, но она была молода. Троллеман производил на нее впечатление, он пугал ее. Он был так шумлив! Расхаживая
Вечером, когда, окончив дневную работу, она уходила домой, Троллеман шел за ней до дверей и не отрываясь смотрел вслед, пока девушка не скрывалась за углом. Регина сдвигала брови: чего он от нее хочет? Может быть, ей следовало остаться? Так он мог бы задержать ее, конечно, если бы желал ее. Регина чувствовала какую-то неопределенность: не то, чтобы она жаждала его объятий, она просто ожидала их. И однажды вечером все изменилось.
Троллеман стоял, наблюдая, как Регина приводит кухню в порядок. Закончив работу, она направилась к дверям.
– Завтра в семь?
– спросила девушка.
– Да, - ответил он хрипло.
Регина двинулась к выходу и услышала, что хозяин идет за ней следом. Троллеман настиг ее в сенях и закрыл за собой внутреннюю дверь. Тут было почти темно, летние сумерки едва проникали сквозь маленькое окошко. Троллеман грубо притянул Регину к себе, прижал свою шестидневную щетину к ее щеке. Она сопротивлялась, не из отвращения, не из страха - инстинктивно. Рука ее упиралась в наружную дверь; она толкнула ее, распахнула настежь. Дневной свет ворвался в сени, откуда-то снизу донесся смех. Регина оказалась на свободе. Убегая, девушка обернулась и увидела Троллемана в дверях, растрепанного, с блуждающими глазами. С этой минуты она знала, что он в ее власти.
Регина стала извлекать выгоду из страсти Троллемана. Она не была корыстна, но любила красивые вещи. Ей доставляло удовольствие украшать себя, надевать на шею блестящие ожерелья, вдевать в уши сверкающие серьги, наряжаться в яркие платья; она испытывала тщеславное удовольствие, прогуливаясь в этих нарядах, зная, что подруги ей завидуют. Наряды были знаком оказываемого ей предпочтения; честь и награды делила с Региной ее довольно большая семья: мать-вдова с бесчисленными детьми. Они постоянно торчали на кухне, пожирая остатки со стола начальника торгового пункта, и проводили там как бы по праву столько времени, сколько им заблагорассудится. Дети создали дополнительное существенное препятствие для ухаживаний человека, опасавшегося обнаружить перед людьми намерения, которые, с точки зрения Троллемана-романтика, были далеко не честными.
Преследование Регины - это все еще была погоня - принесло бывшему матросу все те надежды, восторги, сердечные страдания и отчаяния, которых требует первая любовь. Троллеману мешали - он знал это - его годы, напыщенность и вызывавшее отчаяние сознание, что ни то, ни другое не увеличивают его мужского достоинства. Любовь лишала его силы нанести удар. И все ограничения, которые накладывали на него романтические принципы, все поведение романтического влюбленного, какое могло бы оказаться сокрушительным для сердца датчанки, не подходили для его дикой жертвы. Регина знала действительность, и только ее; единственной реальностью в том, что она называла любовью, была страсть. Троллеман мог бы взять ее. Регина бы сопротивлялась без упорства, уступила бы, распалившись. Не загоревшись ответной страстью, а пассивно, как иссохшая земля впитывает дождь. Зажечь мужчину, чтобы он обладал ею, сгорать, как в пламени, - такова ее роль любви. Какую нежность это могло бы вызвать в ней!