Салат из креветок с убийством

Амнуэль Павел Рафаэлович

— Иногда… Пили, чтобы помириться.

— Любопытный способ. Часто ссорились?

— Что? Ссорились… Да. То есть, нет, не часто.

— И до рукоприкладства доходило?

— Ну… Никогда! Нет. Чтобы я ее пальцем…

— Понятно, — кивнул Беркович. — Значит, жена ваша на вас в полицию жалоб не подавала?

— Это еще почему? — удивился убийца. — Нет, конечно.

— Что же произошло вчера?

— Не помню…

В кухню заглянул эксперт Хан и взглядом попросил Берковича выйти.

— Я закончил, — сказал он, когда старший инспектор вышел в салон. — В принципе

картина ясная и, к сожалению, стандартная. Они подрались, он схватил нож, которым резали хлеб, и нанес женщине четыре удара. Бил куда придется, явно не соображал. Один удар пришелся в плечо, два в грудь, смертельным оказался удар в шею. А что говорит этот тип?

— Признается, что убил, но ничего не помнит.

— Стандартная ситуация, — повторил Хан.

— Ты думаешь? — спросил Беркович. — Ребиндер — это фамилия хозяина — не похож на алкоголика. Совсем не тот тип, с которым приходится иметь дело в упомянутых тобой стандартных случаях. Посмотри-ка вокруг.

Хан огляделся.

— Да, я обратил внимание, — сказал он. — Книжные стеллажи, картины. Я и сам не отказался бы от такой библиотеки. Кафка, Агнон, Иегошуа, Башевис-Зингер… Не один год собирал. А картины… Дали, Пикассо… Это не в моем вкусе, не люблю… Но ты прав, это совсем не тот тип. Из чего следует, что и среди интеллектуалов есть люди со слабым характером. Кто он по специальности, кстати?

— Электронщик, — вмешался сержант Берман, стоявший в дверях кухни и слушавший разговор. — Работает в хай-теке, какая старт-ап компания. Соседи говорят — прилично зарабатывал. Кстати, в прошлом году в Штаты ездил какие-то договора подписывать.

— Тоже соседи сказали? — спросил Беркович.

— Ну да, я тут поговорил кое с кем, пока вас дожидался.

— А жена кем была? — поинтересовался Хан.

— Воспитательница в детском саду.

— И ты называешь это стандартным случаем? — покачал головой Беркович. — Преступление типично для одного общественного слоя, а произошло в совершенно другом.

— Что ты хочешь сказать? — удивился Хан. — Преступления не было? Или женщина покончила с собой?

— Ты нашел нож?

— Конечно, он лежал в метре от трупа. Отпечатки пальцев на рукоятке четкие. Такие же — это я могу сказать, конечно, пока предварительно — на одной из рюмок, из которых они пили. На второй рюмке — пальцы убитой. Так что все сходится.

Беркович подошел к лежавшему на полу телу. Женщина была красива — даже смерть не исказила удивительных черт ее лица, это была настоящая восточная красавица лет тридцати. Если бы не кровь…

Старший инспектор прошел вдоль стеллажей. “Гиперион” Симмонса, американское издание, четыре тома, Беркович читал — русский перевод, конечно, — и подумал о том, что человек, читающий такие книги, вряд ли способен… Впрочем, — одернул он сам себя, — человек, даже самый интеллигентный, способен и не на такое в состоянии аффекта.

Он заглянул в сервант, внимание его привлекли четыре красивые рюмки — это был набор, две такие же рюмки стояли на столе, из пили Дорит и Михаэль, прежде чем между ними вспыхнула роковая ссора. А может, и во время ссоры пили тоже…

Беркович

открыл стеклянную дверцу серванта и принялся внимательно разглядывать стоявшие на полке рюмки. Удовлетворенно хмыкнув, он закрыл дверцу и направился в кухню, где сержант выпытывал у Ребиндера подробности случившегося. Тот повторял “я ее убил”, но на конкретные вопросы отвечал очень неопределенно и явно не помнил не только того, как произошла трагическая стычка, но и того, что ей предшествовало — долго ли пили, когда начали, по какому поводу.

— Вы сказали, — вмешался Беркович, — что пили обычно в заключение ссоры, чтобы помириться. Верно?

— Да…

— На этот раз было иначе?

— Нет… Мы поссорились днем, а потом… — Ребиндер наморщил лоб и закончил: — Потом — не помню.

— Почему поссорились?

— Ну… Не помню.

— Это единственная бутылка, которую вы выпили? Может, вы пили еще?

— Не помню.

— Других бутылок нет, — подсказал сержант.

— Сейчас вас осмотрит врач, — сказал старший инспектор, — а потом мы продолжим разговор. Скорее всего, уже не здесь.

Ребиндер равнодушно кивнул и позволил полицейскому врачу, приехавшему с бригадой, приступить к работе, а Беркович с Ханом вышли в салон, где парамедики упаковывали в пластик тело погибшей женщины.

— Что скажешь? — спросил эксперт.

— Ты говоришь, что случай стандартный, а по-моему, все не так. Не тот человеческий тип. Не та социальная среда. И выпили слишком мало, чтобы он мог потерять память. Уверен, врач скажет, что Ребиндер наркоман. Во всяком случае, сейчас он явно под кайфом. Ты обратил внимание на его зрачки? И пальцы тоже — мелко дрожат, ты видел?

— Да, — кивнул Хан. — Трудно сказать: от водки тоже может быть такой тремор. Зависит от состояния организма.

— И еще, — продолжал Беркович. — Посмотри на рюмки в серванте. Обрати внимание на крайнюю справа.

— А что? — отозвался Хан. — Три выстроены в линию, одна чуть выступает вперед. Ты считаешь, это важно?

— Это, скорее всего, не важно. Важнее другое. Пылинки. На трех рюмках они есть, а на четвертой — нет.

— Ты прав, — сказал эксперт, вглядевшись. — Рюмку мыли недавно. Она еще не полностью высохла — вон на дне капелька.

— Следовательно, — заключил старший инспектор, — пили они не вдвоем. Был в их компании третий, который потом вымыл рюмку и поставил в сервант. А между тем, Ребиндер утверждает, что посторонних в квартире не было.

Из кухни вышел полицейский врач и подошел к коллегам.

— Он принял наркотическую дозу, — сказал врач, — не позднее пяти часов назад и не раньше десяти.

— Укол? — поинтересовался Беркович.

— На руках следов я не нашел. Скорее всего, таблетка “экстази”. Для него оказалось вполне достаточно — отключился практически сразу.

— Он сам принял таблетку?

— Безусловно. Если вы имеете в виду насилие… Коллеге, видимо, лучше судить об этом? — врач посмотрел на эксперта.

— Нет, — сказал Хан. — Явных следов насилия нет. Он ударил жену, верно, и она, похоже, порвала на нем рубашку, но… ничего больше не произошло.