Саломея
Шрифт:
– Я не буду врать, что были важные дела! – Елена набрала полную грудь воздуха и выпалила: – Я проспала!
Петр Алексеевич скривился, будто услышал неприличное ругательство:
– Ничего себе, оправдание! Если все будут…
– Ну, вы же знаете, что я никогда ничего подобного себе не позволяла!
– В том-то и дело. Что с вами творится в последнее время? Только не рассказывайте про убийство. Вы не следователь, этим делом не занимаетесь, так что вполне можете приходить и уходить вовремя!
«Беда в том, что я как раз занимаюсь
– Вот вы не слушаете, а я последний раз говорю – соблюдайте трудовую дисциплину, или я буду ставить перед дирекцией вопрос о вашем увольнении.
– Об увольнении? – встрепенулась женщина. – Вы это вправду?
– А разве этим шутят? – С благоговейной серьезностью произнес старший менеджер. – Как можно держать сотрудника, который является на работу, когда ему вздумается? Понимаю, могут быть личные обстоятельства, неприятности… Но ведь не три дня подряд!
И тут она не выдержала. Глядя прямо в выпуклые, водянистые глаза менеджера, женщина с иронией поинтересовалась:
– Да почему же не три? У некоторых неприятности длятся неделями… А бывает, и годами.
– Вы думаете, я ничего не понимаю! – обиделся тот. – Считаете меня таким чурбаном…
– Да никем я вас не считаю! – Елена не удержалась от брезгливой гримасы, к несчастью, очень хорошо понятой Петром Алексеевичем.
Он поджал губы и, глядя в сторону, процедил:
– Давайте не будем переходить на личности. Я вас предупредил, и вы меня слышали. Еще одно опоздание или прогул – объясняться будете с директором.
Она пожала плечами и пошла в свой отдел, все еще сохраняя на лице кривую, пренебрежительную усмешку. Увидев ее, Люся хитренько улыбнулась:
– Получила на орехи? Он с утра тебя дожидался, с часами в руках. Сюда приходил, спрашивал, не звонила ли ты, не предупредила ли, что опоздаешь. Я ответила, что у тебя дома какое-то несчастье.
– А он? – Бросив сумку и куртку на стул, Елена достала пудреницу и принялась торопливо приводить в порядок лицо, пользуясь тем, что покупатели были далеко.
– Сказал, что знает.
– Ничего он не знает, просто не хотел ронять достоинство перед подчиненной! – фыркнула Елена. – Кажется, я уволюсь только затем, чтобы не видеть больше его рожу по утрам!
– Неужели? – недоверчиво покосилась Люся. – Есть другое место на примете? Если удачно устроишься, имей меня в виду, мне тоже тут осточертело. Заработка нет, начальство придирается, всякий строит из себя…
Чтобы избегнуть расспросов, Елена пообещала перетащить Люсю на новое место работы, как только с ним определится. Увольняться она, в сущности, не собиралась, как не собиралась всерьез и разводиться, просто складывалось так, что ей приходилось произносить вслух эти угрозы.
В сумке зазвонил телефон – громко, настойчиво, будто радуясь вновь обретенному голосу. Вытащив
Отойдя в сторону и повернувшись спиной к насторожившейся Люсе, она ответила на вызов и сразу же обеспокоено спросила:
– Можно узнать, что с Кирой?
– Девица оказалась очень впечатлительная, – немедленно ответил следователь. – Слишком, я бы сказал.
Елена не ожидала такой откровенности. Она предполагала, что ее сразу оборвут, как в прошлый раз, когда она пыталась заступиться за девушку, но сегодня Журбин, судя по всему, был настроен более снисходительно. Ей даже показалось, что его голос звучит как-то иначе. В нем появились нотки сомнения и растерянности, хотя в это трудно было поверить. «Показалось!» – решила женщина, прислушиваясь к тому, что говорил собеседник. А он был удивительно разговорчив:
– Скажите на милость, почему это молодежь пошла такая хлипкая? – спрашивал он и тут же сам себе отвечал: – Потому что идеалов у них нет. А человек без идеалов все равно, что тело без костей. Так, мыслящее желе… Ткнешь его, оно затрясется, потечет во все стороны… Потому что общей идеи нет. Вы согласны со мной?
– Я? – изумленно воскликнула она и тут же подтвердила: – Да, разумеется. Но я спрашивала о Кире…
– А я о ней и говорю, о вашей ненаглядной профессорской падчерице… – с внезапным раздражением ответил Журбин. – Ну, что это, спокойно ничего слышать не может, сразу устраивает трагедию! Говорить с ней невозможно! Такое убийство готова на себя взять, а сама трясется, губы прыгают, не разберешь, что лепечет… Не с ее нервами на такие дела идут, я вам скажу. Нет, нет!
– Разве Кира созналась?!
– Да не совсем… – кисло протянул тот. – Предъявил я ей вчера вечером результаты дактилоскопии. Радоваться там нечему, пальчики в квартире нашлись только ее… А она и бухни: «Значит, я и убила, что еще обсуждать?! Сажайте!»
– Так и сказала?
– А толку-то? – прежним тоном откликнулся следователь. – Не она это или не одна она… А сообщника-де не было, уперлась, не выдает. Словом, душу она из меня вытянула, ваша Кира.
– Я хотела бы увидеться с ней, – робко попросила женщина. – То есть это она хотела бы… Прислала мне сообщение. Можно это устроить?
– Нет, конечно! – категорически отрезал тот.
Елена сглотнула и поморщилась, будто проглотила что-то горькое. «Ну, разумеется, нет. Глупо было надеяться. И даже смысла в этом я не вижу. Что она хотела мне сказать? Почему мне? Разве я могу ее спасти, если она действительно виновна?!»
– Я бы, пожалуй, устроил вам встречу, – неожиданно, противореча себе же, продолжил следователь. – Хотя бы ради любопытства. Родню она видеть не хочет, а вам, чужому человеку, может, и рассказала бы что-то… Но в данный момент девушка вообще ни с кем общаться не может.