Сальвадор Альенде
Шрифт:
Между тем генералы-предатели точно вымерли. Они затаились и пока не подавали признаков жизни. Альенде обращается к населению по радио, предупреждая, что, по имеющимся данным, военные совершили предательство и пытаются захватить власть. Альенде призвал трудящихся к бдительности и сопротивлению силам реакции.
— Я заявляю, — говорит президент, — что не уйду со своего поста и своей жизнью готов защищать власть, данную мне трудящимися.
Несколько минут спустя Альенде вновь обращается по радио к чилийцам:
— Я не уйду в отставку. Я подтверждаю свою непоколебимую решимость продолжать защищать
Почему президент не призвал своих сторонников к более активным действиям против мятежников, к генеральной забастовке, к захвату фабрик и заводов? Судя по всему, он считал, что практически безоружные трудящиеся не смогут одолеть армию, в этих условиях их безнадежное сопротивление вызовет неоправданное кровопролитие. Будет полезнее, если трудящиеся максимально сохранят свои силы для будущих сражений и битв. Так, вероятно, рассуждал президент. Но для себя он делал исключение: он намеревался сражаться до конца.
В 7.50 утра мятежники появляются в эфире. Радиостанция «Агрикультура», которая все эти годы выступала против Альенде, передала первую «прокламацию» самозваной военной правительственной хунты, в которой говорилось:
«Учитывая
1) чрезвычайно серьезный экономический, социальный и моральный кризис, подрывающий страну,
2) неспособность правительства принять меры, чтобы остановить дальнейшее разрастание хаоса,
3) неустанное разрастание военизированных групп, организуемых и обучаемых Народным единством, поддерживающим Альенде, — обстоятельство, которое неизбежно вовлечет чилийский народ в гражданскую войну,
вооруженные силы и корпус карабинеров заявляют:
1) президент республики должен немедленно передать свои высокие полномочия чилийским вооруженным силам и корпусу карабинеров;
2) чилийские вооруженные силы и корпус карабинеров едины в своей решимости взять на себя ответственную историческую миссию и развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига и за восстановление порядка и конституционного правления;
3) рабочие Чили могут не сомневаться в том, что экономические и социальные блага, которых они добились на сегодняшний день, не будут подвергнуты большим изменениям;
4) печать, радиостанции и телевизионные каналы Народного единства с этого момента должны прекратить передачу информации — иначе они будут подвергнуты нападению с суши и с воздуха;
5) население Сантьяго должно оставаться по домам во избежание гибели ни в чем не повинных людей».
Прокламацию подписали:
генерал Аугусто Пиночет (командующий сухопутными войсками),
адмирал Хосе Торибио Мерино (командующий военно-морскими силами),
генерал Густаво Ли (командующий военно-воздушными силами),
генерал Сесар Мендоса (временный командующий корпусом карабинеров).
Пиночет, Мерино, Ли, Мендоса…
Их хорошо знали в Пентагоне и ЦРУ.
Пиночет и Ли почти десять лет пребывали в Вашингтоне на постах военного и военно-морского атташе, адмирал Мерино был военно-морским атташе в Лондоне. Он и генерал Пиночет, кроме того, подвизались и на службе НАТО в роли офицеров связи. Мендоса неоднократно руководил карательными экспедициями против забастовщиков.
Хосе Торибио Мерино и Сесар Мендоса — самозванцы, Они захватили свои посты, сместив лояльных правительству
После передачи «манифеста» путчистов генерал Баэса звонит президенту от имени хунты и требует от него немедленно сдаться хунте, которая взамен обещает сохранить ему жизнь.
Президент отвечает «горилле»:
— Я не совершу подобно вам предательства. Генералам-предателям не понять человека чести. Я буду сражаться с вами до конца.
И тут же записывает новое обращение по радио к народу:
— Я не подам в отставку, я не сделаю этого. Я готов сражаться против мятежников любыми средствами. И пусть это знают те, у кого в руках сила, но не право.
Это обращение передается в эфир через еще действующую радиостанцию социалистической партии.
Своим сотрудникам, по свидетельству его дочери Марии Исабель, президент говорит:
— Если бы я мог оказаться в другом месте для продолжения борьбы, я бы это сделал. Но я здесь, в «Ла-Монеде», и именно здесь я буду бороться и погибну, если потребуется. Я никогда не предавал народ и никогда не предам его. Мое место в президентском дворце.
«Отца, — вспоминает Мария Исабель, — сразу же удивила координация, точность, внезапность военного мятежа. Он понял, что не может больше рассчитывать на разногласия в армии и на поддержку верных ему подразделений. С этой стороны он уже больше ничего пе ждал. Со стороны гражданских сил — тоже. Он знал, что забастовка транспортников и патрулирование города армией делали невозможным прибытие в «Ла-Монеду» рабочих подкреплений. Он с самого начала понял, что извне ничего не придет».
Между тем карабинеры из охраны президентского дворца, услышав призыв «горилл» свергнуть Альенде, решают перейти на сторону мятежников. Президент с презрением прогоняет их из «Ла-Монеды», а вместе с ними просит покинуть дворец и своих военных адъютантов, в их числе адъютанта ВВС Роберто Санчеса, не желая, чтобы кто-либо из офицеров, представляющих изменившую ему армию, разделил бы с ним честь быть до конца верным своему долгу… С президентом остаются около 40 человек.
Карабинеры, захватив с собой оружие, трусливо покидают «Ла-Монеду». Спускаясь по лестнице, некоторые из них поворачивают автоматы против стоящего на верхней площадке президента и стреляют в него. Его телохранители отвечают автоматными очередями. Карабинеры бегут.
Отходят от «Ла-Монеды» и стоявшие у ворот танкетки тех же карабинеров. Они разворачиваются в глубине площади Конституции, направляя свои пулеметы на «Ла-Монеду», которую присягали защищать…
Альенде звонит на Томас Моро своей супруге Тенче, советует ей немедленно покинуть резиденцию. Не исключено, что мятежники попытаются захватить и ее. Он вновь заверяет Тенчу, что намерен сопротивляться в «Ла-Монеде» до последнего патрона.
После телефонного разговора с мужем, последнего в ее жизни, Тенча покинула через монастырский двор дом на Томас Моро и скрылась в мексиканском посольстве. Некоторое время спустя после ее ухода резиденция была превращена в руины самолетами мятежников, разбомбившими ее ракетами. Затем «гориллы» разграбили ее. «Многие жители этого квартала, — писала венесуэльская газета «Ультимас нотисиас», — несмотря на принадлежность к классу буржуазии, забрали себе все, что они могли обнаружить в этой резиденции».