Сальвадор Дали
Шрифт:
Искусство должно заглядывать и в такие темные закутки человеческой психики. Зачем? Чтобы насладиться смрадом и нечистью? Есть люди, которым это приятно и полезно. Они умеют ловко списывать свои подлости и мерзости на нехорошие инстинкты. Помните, как в комедии Е. Шварца «Обыкновенное чудо» король мило оправдывал свою жестокость тем, что его предки были убийцами, садистами.
Вот и сексуально-маразматические фантазии Фрейда в психологии, а Дали в живописи оказались востребованными в определенных социальных кругах, где сложились специфические типы техногенных личностей, во многом сформированные СМРАП.
Даже один и тот же фильм или рисунок можно воспринимать и понимать
… Идея сближения мнимости сна и реальной действительности вдохновляла не только Сальвадора Дали. Луис Бунюэль писал: «Именно безумная любовь к снам, удовольствие, ими порождаемое, без какой-либо попытки осмыслить содержание и объясняет мое сближение с сюрреалистами… Миллиарды и миллиарды образов рождаются каждую ночь, чтобы затем рассеяться, устилая землю покрывалом забытых снов. Все, абсолютно все в ту или иную ночь становится детищем мозга, а затем забывается».
Однажды его поразил удивительный сон: «Я увидел сияющую добротой, с протянутыми ко мне руками Святую Деву… Она говорила со мной, злобным атеистом, с огромной нежностью, под звуки хорошо различимой музыки Шуберта… Я стоял коленопреклоненный, с глазами, полными слез, внезапно ощутив, как меня переполняет трепетная и непоколебимая вера… Еще не пробудившись окончательно, я продолжал шептать: «Да, да, Святая Дева Мария, я верую». И сердце мое сильно колотилось. Добавлю, что этот сон носил несколько эротический характер… Я просто ощущал влюбленность, был тронут до глубины сердца, но без всякой чувственности».
Почему атеист в сновидении стоял на коленях перед Девой Марией? Во-первых, он, подобно Дали, учился в иезуитском коллеже (что стало одной из причин презрения к церкви) и не раз молился перед изображением Богородицы. Во-вторых, атеиста возмущают не образы Иисуса Христа и Его матери, а то, что их используют церковники в своих корыстных целях. В-третьих, у него подсознательно сохранялось чувство вины за отречение от христианской веры. Все это высветило сновидение.
У Дали, судя по его мемуарам, подобных переживаний не было. Он без мучительных раздумий, легко и непринужденно перешел от воинствующего атеизма к его противоположности. Подобные пируэты не оригинальны. Однако творческим личностям они несвойственны. Объяснить такие поступки Дали можно тем, что он в своей вере был замкнут на себя. Более высоких идеалов у него, по-видимому, не было. Любимую Галу он обожествлял как свое второе «я».
Бунюэль считал образы воображения снами наяву. Он выдумывал, что бы предпринял, окажись в его руках власть над миром. Сначала запретил бы «средства информации как источник всех наших бед» (точней говорить о СМРАП). А еще он освободил бы мир «от нефти, другого источника наших бед» (иначе говоря, от тех, кто наживается на нефти и от непомерных полчищ личных автомобилей).
Для него это были не просто слова. Он всю жизнь восставал против пошлости, подлости и несправедливости буржуазного общества. А сны воплощал с первого своего фильма «Андалузский пес» и во многих других, включая «Скромное обаяние буржуазии».
А что сотворил бы Дали, получив неограниченную власть? В молодые годы — примерно то же, что и Бунюэль. Но после успеха в Америке, когда ему уже было за тридцать, он предпочел бы наслаждаться богатством
… Когда Дали стал писать картины на религиозные темы, он тем самым попытался перейти от под-реализма к подлинному над-реализму. Однако это «над» не поднялось у него, по сути, выше образа Галы и некоторых христианских символов.
Демон-искуситель или ангел-хранитель?
Журналист Фрэнк Уитфорд в «Санди тайме» летом 1994 года писал: «Беспомощный в житейском отношении, чрезвычайно чувственный художник был пленен жесткой, расчетливой и отчаянно стремящейся вверх хищницей, которую сюрреалисты окрестили Гала-Чума. О ней говорили также, что ее взгляд проникает сквозь стены банковских сейфов… Она просто взяла беззащитного и, несомненно, одаренного Дали и превратила его в мультимиллионера и «звезду» мировой величины. Еще до бракосочетания в 1934 году Гале удалось добиться того, что их дом начали осаждать толпы богатых коллекционеров, страстно желавших приобрести реликвии, освященные гением Дали».
Насчет толп коллекционеров, осаждавших якобы дом Дали и Галы в 1934 году, — явное преувеличение. Только через год Сальвадор стал знаменитым, о чем свидетельствовал, в частности, декабрьский номер американского журнала «Тайм» с его портретом на обложке.
Кем же была для Дали Гала?
Она практически сразу стала его музой-вдохновительницей и постоянной единственной моделью.
Луис Бунюэль, хорошо знавший Сальвадора в его молодые и зрелые годы, свидетельствовал: «Практически он никогда не интересовался женщинами. Как человек, склонный к воображению, с некоторыми садистскими тенденциями, он даже в молодости не был женолюбом и насмехался над друзьями, увлекавшимися женщинами. Невинности его лишила Гала. После чего он написал мне на шести страницах великолепное письмо с описанием радостей плотской любви.
Гала — единственная женщина, которую он действительно любил. Ему случалось обольщать и других женщин, в особенности американок-миллиардерш. Но при этом он только раздевал их, варил крутые яйца, клал им на плечи и, не говоря больше ни слова, отправлял домой».
По словам Бунюэля, «под влиянием Галы, буквально загипнотизировавшей его, он перешел от одной крайности к другой и начал делать деньги, вернее, золото, оно было его божеством всю вторую половину жизни».
Перехода от одной крайности к другой в денежном отношении у Сальвадора не было. В молодые годы, оставаясь на содержании отца, он мог не заботиться о заработке. Тогда первой и главнейшей его потребностью было творчество; к обогащению он не стремился. Отцовское «проклятие» поставило перед ним трудные материальные проблемы. Гала стала его спасительницей, «Сальвадоршей» («Сальвадор» по-испански — «Спаситель»).
Да, конечно, если она и была похожа на ангела, то на падшего. У нее были отличная фигура и страстная натура. Муж Элюар писал ей: «Я заметил в комнате широкую лунную дорожку, и я увидел тебя, правда-правда, совершенно голой с раздвинутыми ногами, и ты отдавалась двум мужчинам, буквально пожирая одного из них. И сейчас еще, вспоминая об этом, я думаю, что ты для меня — воплощение любви, воплощение самого острого желания и эротического удовольствия».
Что уж тогда говорить о Сальвадоре, которого, можно сказать, соблазнила и совратила чувственная опытная женщина на 10 лет его старше. «Еще никогда в жизни я не «занимался любовью», — признавался он, — я представлял себе это действо как нечто активное и не соответствующее своей физической силе; это было не для меня».