Сальватор
Шрифт:
– Просите! Просите! – крикнул господин Жерар.
Слуга посторонился, и в гостиную вошел Его Превосходительство командор Триптолем де Мелун, камердинер короля.
– Входите, господин командор! Входите же! – сказал господин Жерар.
Командор сделал два шага вперед, остановился, непринужденно поклонился, едва кивнув головой и подмигивая левым глазом, – короче всеми своими движениями: он повернул голову, чтобы получше рассмотреть господина Жерара, подняв свои золотые очки на лоб, – проявлял ту наивысшую наглость и принимал тот высокомерный вид, которые являлись привилегией дворян из родовитых семейств.
А тем временем господин
Командор соблаговолил сделать господину Жерару знак, что тот может поднять голову. После чего достопочтенный филантроп бросился к креслу и пододвинул его к посетителю. Тому не оставалось поэтому ничего, кроме как сесть. И он сел, пригласив господина Жерара последовать его примеру.
Когда хозяин и гость уселись друг напротив друга, командор, не произнеся ни слова, достал из кармашка на животе табакерку и, забыв справиться у господина Жерара, нюхает ли тот табак, взял щепоть и с наслаждением втянул ее носом.
Затем, опустив очки на нос и пристально посмотрев на господина Жерара, произнес:
– Мсье, я прибыл к вам по поручению Его Величества.
Господин Жерар поклонился так низко, что голова его исчезла между коленями.
– Его Величества? – пробормотал он.
Тут командор холодным и высокомерным тоном сказал:
– Король послал меня с тем, чтобы поздравить вас, мсье, с удачным исходом вашего процесса.
– Король оказывает мне слишком большую честь! – воскликнул господин Жерар. – Но как могло случиться, что король?..
И он посмотрел на командора Триптолема де Мелуна с таким выражением на лице, что было ясно его крайнее удивление.
– Король – отец всех своих подданных, мсье, – ответил командор. – Он интересуется всеми, кто страдает, и, зная о бесконечных страданиях, которые испытало ваше сердце после пропажи ваших племянников, Его Величество пожелал выразить через меня свои поздравления и свои соболезнования. Полагаю, нет нужды, мсье, говорить вам, что я присоединяю к чувствам Его Величества и мои собственные чувства.
– Это слишком любезно, господин командор! – ответил скромно господин Жерар. – И я не знаю, вполне ли я достоин этого…
– Достойны ли вы этого, мсье Жерар? – воскликнул командор. – И у вас хватает скромности спрашивать, достойны ли вы этого? Честно признаюсь, вы меня удивляете! Как! Человек, который столько перестрадал, как вы, человек, который так много трудился, как вы, человек, который имеет такую милосердную душу, как ваша, человек, чье имя написано на фонтане, на умывальнике, на церкви, на каждом камне мостовой в этой деревне! Человек, чья широкая известность означает любовь к добру, милосердие к себе подобным, величие и бескорыстие по отношению ко всем, – этот человек вопрошает, достоин ли он милостей от короля?! Повторяю вам, мсье, я поражен таким самоуничижением. Это – еще одна добродетель, которую можно добавить к вашим и без того бесчисленным добродетелям!
Господин Жерар уже не владел собой: слушая похвалы из уст человека, который прибыл к нему от короля, он стал понемногу надуваться и мог бы лопнуть от самодовольства, если бы лесть продолжала изливаться все с той же интенсивностью. Слова милости короля звучали в его ушах словно пленительная музыка, и он уже начал смутно различать в будущем уж не знаю какое огромное вознаграждение за свои добродетели.
–
Командор поднял очки высоко на лоб и посмотрел на господина Жерара одним из своих маленьких неподвижных глаз.
– Однако, – подумал он, глядя на господина Жерара, – меня крайне удивило бы, если во всей этой филантропии не было бы некоторой дозы иезуитства! Попробуем сыграть на слабостях этого человека.
А вслух произнес:
– Э, мсье, да разве не для того, чтобы блюсти те принципы, которым учит нас Святая Церковь, и призван король, которого называют христианнейшим королем и который по праву заявляет, что он – старший сын нашей Святой Матери-Церкви? И разве не его обязанность отличать и вознаграждать настоящих христиан?
– Вознаграждать! – воскликнул господин Жерар с такой поспешностью, за которую секунду спустя принялся себя корить.
– Да, мсье, – ответил командор, на губах которого появилась какая-то странная улыбка. – Именно вознаграждать… Посему король и надумал вас вознаградить.
– Но, – прервал его с живостью господин Жерар, как бы стараясь загладить впечатление от вырвавшегося у него только что слова, – разве выполнение долга не является само по себе уже наградой, господин командор?
– Несомненно, несомненно, – ответил камердинер короля. – И я по достоинству ценю ваше замечание. Да, выполнение долга уже само по себе награда и в этом – вознаграждение человека перед лицом Господа. Но не является ли вознаграждение людей, которые выполняют свой долг, способом публичного выражения признательности, всеобщего восхищения, любви сограждан? Это ли не возможность подать пример тем, кто стоит перед выбором между добром и злом, людям, которые творят добро только наполовину? Именно так, мсье, считает Его Величество. И если вы не станете категорически отказываться от тех милостей, которыми король хочет вас осыпать, мне поручено объявить вам от его имени нечто, что должно доставить вам огромное удовольствие.
Господин Жерар почувствовал, что перед его глазами сверкнула молния.
– Простите меня, господин командор, – сказал он отрывисто, – но прежде всего я должен сказать, что вовсе не ждал визита, которым вы соизволили наградить меня, а кроме того, отеческая забота, которой окружает меня Его Величество, так взволновала меня, что голова моя идет кругом и я абсолютно ничего не могу сказать для того, чтобы выразить вам мою признательность.
– Это мы должны выразить вам признательность, мсье Жерар, – возразил командор. – Или я глубоко заблуждаюсь, или Его Величество даст вам доказательство этому лично.
Господин Жерар снова так низко поклонился, сидя на стуле, что голова его опять ушла ниже колен.
Командор терпеливо подождал, пока собеседник не примет нормальную позу, а потом произнес:
– Послушайте, мсье Жерар, если бы король поручил бы вам каким-то образом вознаградить заслуги такого человека, как вы, что бы вы сделали? Какое вознаграждение вы бы выбрали? Ответьте откровенно.
– Должен признаться, господин командор, – сказал господин Жерар, пожирая глазами ленточку на петлице камердинера, – должен признаться, что мне было бы очень трудно сделать выбор.