Сальватор
Шрифт:
Их обступила довольно многочисленная толпа.
– Друзья мои, – сказал Эрбель, представляя им Питкаерна. – Это наш соотечественник, которого надо сегодня хорошенько накормить ужином, поскольку завтра утром он возвращается в Англию.
– Браво! – воскликнули все моряки, протягивая Питкаерну руки.
Питкаерн ничего не понимал. Ему казалось, что он находится где-то в княжестве Уэльс, в незнакомом ему городке.
Все вокруг говорили по-уэльски.
Эрбель объяснил ему все, что произошло, и сказал, что он решил сделать с ним и с его шлюпом.
Бедняга не верил своим ушам.
Не
А наутро все гости, плясуны и плясуньи проводили Питкаерна до его «Прекрасной Софии», на борт которой было загружено множество всякой всячины. Затем ему помогли поднять паруса и убрать якорь. После чего, поскольку ветер был попутным, корабль торжественно покинул порт под крики: «Да здравствуют бретонцы! Да здравствуют уэльсцы!»
А поскольку погода в этот и в следующий дни была хорошей, есть все основания надеяться на то, что славный Питкаерн и его «Прекрасная София» благополучно достигли берегов Англии и что рассказ об этом приключении до сих пор вызывает удивление жителей города Пембрука.
Глава LIX
«Прекрасная Тереза»
Понятно, что те события, о которых мы только что вам рассказали, увеличенные бретонской поэзией и приукрашенные парижским юмором, утвердили за Пьером Эрбелем репутацию человека храброго и осторожного, что немедленно выдвинуло его в первый ряд из числа его товарищей, которые и сами были тем более признательны судьбе за то, что оказались его товарищами. И уж ни для кого не было секретом, что он принадлежал к одной из самых древних семей не только Бретании, но и всей Франции.
В течение тех нескольких дней мира, которые последовали за признанием Англией независимости Соединенных Штатов Америки, Пьер Эрбель, чтобы не терять понапрасну время, успел поплавать старшим помощником и капитаном на торговых судах. Он один раз сплавал в Мексиканский залив, два раза в Индию, раз на Цейлон и раз в Калькутту.
Результатом этого явилось то, что, когда в 1794—1795 годах война возобновилась с новой силой, Пьер Эрбель прибыл в Париж для того, чтобы добиться у Конвента диплома капитана, который и был ему предоставлен без всяких проволочек с учетом его прежних заслуг.
Больше того: поскольку всем были известны его честность и чисто французская ненависть к англичанам, ему разрешили снарядить по своему усмотрению какой-нибудь корвет или бриг. А для этого ему был предоставлен кредит в пятьсот тысяч франков и дано указание начальнику Арсенала города Бреста выдать капитану Пьеру Эрбелю любое оружие, которое тот себе выберет для вооружения корабля.
В то время на верфи Сен-Мало строился великолепный бриг водоизмещением в пятьсот или шестьсот тонн, за постройкой которого капитан Эрбель следил с возрастающим интересом, размышляя про себя:
– Человек, в руках которого будет это судно с экипажем в двенадцать человек в мирное время для того, чтобы торговать кошенилью и индиго, и в сто пятьдесят человек в военное время для того, чтобы охотиться за англичанами, сможет поплевывать на самого короля Франции.
Когда же Пьер Эрбель получил диплом, кредит в пятьсот
Ибо он дал этому очаровательному бригу имя любимой девушки.
Покупка брига не заняла много времени: капитан купил его у корабелов от имени правительства и смог, следовательно, лично руководить его достройкой. То есть установкой мачт и оснастки.
Ни один отец никогда не наряжал так свою единственную дочку для первого причастия, как снаряжал свой бриг Пьер Эрбель.
Он собственноручно измерил длину и толщину мачт и рей. Сам закупил на рынке в Нанте парусину. Лично присутствовал при прибивании на борта медных листов. Он распорядился выкрасить корпус темно-зеленой краской для того, чтобы корабль сливался с морской водой. Он дал команду проделать по двенадцать бойниц с каждого борта и две на носу. Затем, после того, как эти подготовительные работы были закончены, он рассчитал вес всего вооружения, загрузил на борт равный весу вооружения балласт и, пройдя вдоль побережья Бретани, взлетая на волнах, словно морская птица, которая решила опробовать крылья, обогнул косу Силлон, прошмыгнул между островом Бас и Роскофом, проплыл мимо мыса Сен-Ренан и вошел в порт Бреста. А позади него плелись три или четыре английских сторожевых фрегата, напоминая воздыхателей красивой девушки.
И действительно, «Прекрасная Тереза» была бы для них очень лакомым кусочком. Но «Прекрасная Тереза» была девственницей и пришла в Брест именно затем, чтобы найти там средства для защиты своей чести.
Надобно сказать, что для того, чтобы обеспечить оборону своего корабля, капитан не пожалел ни сил, ни средств. Корабль принял на борт двадцать четыре двенадцатифунтовых пушки. Размещенные по обеим сторонам на нижней палубе, орудия внушали серьезное отношение к бригу. Кроме того, на корме стояли две двадцатичетырехфунтовых пушки на тот случай, если придется от кого-то убегать. А во время погони вовсе не лишне, как это делали недоброй памяти парфяне, послать на ходу навстречу преследователю спаренную стрелу.
И при всем при этом в случае необходимости «Прекрасная Тереза» могла принять облик мирного торгового судна, идущего по своим делам. Ни одно другое судно не имело столь невинного вида.
Ибо ее двадцать четыре двенадцатифунтовых пушки делали шаг назад, два двадцатичетырехфунтовых орудия прятались в нижнюю палубу, на гафеле беззаботно развевался мирный вымпел, полотно того же цвета, что и борт судна, закрывало всю линию амбразур, которые походили скорее на отверстия для доступа воздуха.
Сто пятьдесят человек экипажа ложились на нижней палубе, а восемь – десять моряков, которых вполне хватало на то, чтобы управлять бригом, лениво разваливались на верхней палубе или, желая освежиться, взбирались на марсы, а то и – матросы такие капризные! – развлекались тем, что усаживались верхом на поперечины грот-бом-брамселя или фор-брамселя и сообщали своим товарищам обо всем, что происходило в море в радиусе восьми – десяти миль вокруг корабля в то время, когда под килем у него бездонный океан, а над головой – бездонное небо.