Сальватор
Шрифт:
Петрюс, уже начавший поближе узнавать своего крестного, понял, что для того, чтобы оставаться с ним в хороших отношениях, его следовало предоставлять самому себе.
И поэтому он только и сказал:
– Поезжайте, крестный. Вы знаете, что в какое бы время вы ни вернулись, вас дома всегда ждут.
Капитан кивнул головой, что означало: «Черт побери!», и уселся в наемный фиакр.
Петрюс вернулся домой. На сердце у него было легко.
Он встретил Людовика и по грустному лицу друга сразу же догадался, что случилось какое-то несчастье.
И действительно, Людовик пришел рассказать другу об исчезновении Рождественской Розы.
Петрюс
– А ты видел Сальватора?
– Да, – ответил Людовик.
– И что же?
– А то, что Сальватор был, как всегда, спокоен и суров. Он уже знал о том, что я пришел ему сообщить.
– И что же он сказал?
– Он сказал мне: «Я найду Рождественскую Розу, Людовик. Но найдя ее, я помещу ее в монастырь, где вы будете видеться с ней только как врач до тех пор, пока не решите жениться на ней. Вы ее любите?»
– И что же ты на это ответил?
– Сказать по-честному, друг мой, я люблю это дитя всем сердцем! Я привязался к ней не как вьюн к дубу, а как дуб ко вьюну. И поэтому я без колебаний ответил ему: «Сальватор, если вы вернете мне Рождественскую Розу, я даю слово, в тот же самый день, когда ей исполнится пятнадцать лет, Рождественская Роза станет моей женой!» «Богатая или бедная?» – спросил Сальватор. Я замялся. Меня смутило не слово «бедная», а слово «богатая»… «Что значит: богатая или бедная?» – переспросил я. «Да, богатая или бедная? – снова спросил Сальватор. – Вы ведь знаете, что Рождественская Роза – потерянный ребенок или ребенок найденный. Вам известно и то, что она некогда знала Роланда. А поскольку Роланд – пес аристократический, вполне может статься, что и Рождественская Роза когда-нибудь узнает о том, кто она на самом деле. И может случиться так, что она окажется настолько же богатой, насколько она сегодня бедна. Женитесь ли вы на ней с закрытыми глазами?» «Но если предположить, что Рождественская Роза найдет своих родителей, захотят ли ее родители выдать ее за меня?» «Людовик, – сказал мне на это Сальватор, – это уже мое дело. Так вы женитесь на Рождественской Розе, будь она в пятнадцать лет богатой или бедной?» Я пожал руку Сальватору, и теперь я жених, мой дорогой. Но только одному Богу известно, где теперь находится эта бедная девочка!
– А где же теперь Сальватор?
– Не знаю. Думаю, что он уехал из Парижа. Он попросил у меня семь или восемь дней на поиски пропавшей Рождественской Розы и назначил встречу у себя дома на улице Макон в следующий четверг. Слушай, а как твои дела? Что с тобой произошло? Ты, насколько я понимаю, передумал?
Петрюс с восторгом подробно рассказал Людовику обо всех произошедших накануне событиях. Но Людовик, скептик, как и все врачи, не поверил словам друга и потребовал более существенных доказательств.
Петрюс показал ему две банкноты, оставшиеся у него из тех десяти тысяч, которые одолжил ему капитан.
Людовик взял банкноты и внимательно их рассмотрел.
– Ну, что, – спросил его Петрюс, – они, случаем, не фальшивые? Может, и подпись Гара поддельная?
– Нет, – ответил Людовик. – Хотя я в моей жизни мало видел и держал в руках таких банкнот, эти мне кажутся совершенно нормальными.
– И что ты теперь скажешь?
– Скажу, дорогой друг, что я мало верю в прибывших из Америки богатых дядюшек. И уж тем более в крестных отцов. Надо будет рассказать об этом Сальватору.
– Но, – живо
– Так, – ответил Людовик. – Но ты по крайней мере покажешь нам своего набоба?
– Черт побери! Непременно покажу, – сказал Петрюс. – А теперь интересно: кто из нас двоих первым увидится с Жаном Робером?
– Я, – сказал Людовик. – Я сейчас пойду к нему на репетицию.
– Тогда расскажи ему о капитане.
– О каком еще капитане?
– О капитане Пьере Берто «Влезь на ванты», моем крестном отце.
– А ты написал отцу?
– Насчет чего?
– Насчет твоего крестного.
– Сам понимаешь, это первое, что мне пришло в голову. Но Пьер Берто хочет сделать ему сюрприз и упросил меня ничего отцу о нем не говорить.
Людовик покачал головой.
– Ты продолжаешь сомневаться?
– Уж очень это необычное дело!
– Мне все это показалось еще более необычным, чем тебе. Мне показалось, да и теперь еще кажется, что все это мне просто-напросто приснилось. Пощекочи-ка меня, Людовик! Хотя я и очень боюсь проснуться.
– Все равно, – произнес Людовик, отличавшийся более практичным характером, – жаль, что нет Сальватора!
– Да, несомненно, – сказал Петрюс, кладя руку на плечо друга, – очень жаль. Но что поделаешь, Людовик! Со мной не может случиться большего несчастья, чем то, на которое я обречен. Не знаю, куда приведут меня новые события. Но я уверен в одном: они остановили меня на склоне, по которому я катился вследствие предыдущих событий. А ведь внизу этого склона меня ждало несчастье. Ты скажешь, что этот новый склон может оказаться еще более крутым? Что он, возможно, закончится падением в пропасть? Я ничего не знаю. Но по крайней мере по этому новому склону я качусь с закрытыми глазами. И если мне суждено открыть их на дне глубокой пропасти, то я знаю, что, прежде чем я там окажусь, я побуду немного в стране надежды и счастья.
– Что ж, будь что будет! А помнишь, как Жан Робер во вторник вечером на разговенье попросил Сальватора рассказать ему о своем романе? Так вот! Считай: сначала Сальватор и Фрагола – прошлое романа неизвестно, но роман этот длится и по сей день. Жюстен и Мина – роман. Кармелита и Коломбан – роман. Грустный и печальный, но роман. Жан Робер и госпожа де Моранд – роман. Самый веселый из всех. Роман с глазами из сапфира и розовыми губами, но роман. Теперь ты и…
– Людовик!
– Правильно… Роман таинственный, хмурый и золотой одновременно. Но роман, мой дорогой, роман! Наконец, я и Рождественская Роза. Я – жених девочки, которая была потеряна, потом найдена, снова потеряна и которую Сальватор пообещал снова отыскать. Роман, мой милый, роман! И так вплоть до принцессы Ванврской, этой прекрасной Шант-Лилы, у которой тоже свой роман.
– Это что за новость?
– Позавчера я увидел ее на бульварах в карете, запряженной четверкой лошадей, которой правили два жокея в белых штанах и в бархатных куртках вишневого цвета. Сам понимаешь, я ее не признал, хотя меня очень удивила схожесть с известной мне дамой. Но она сама сделала мне знак ручкой в перчатке от Прива или Бувена, в которой был носовой платочек стоимостью в триста франков… Роман, Петрюс, роман! А теперь скажи, который из этих романов закончится плохо? Это одному богу известно! Прощай, Петрюс, я пошел на репетицию к Жану Роберу.