Сальватор
Шрифт:
– Господин граф, – сказал он. – С этой минуты у вас нет друга более преданного, чем я.
– Монсеньор, – ответил граф Рапт, – пусть меня накажет Господь, который нас сейчас видит, если я когда-нибудь сомневался в вашей дружбе.
И эти два милых человека расстались, обменявшись крепким рукопожатием.
Глава CXIX
О простоте и умеренности господина Рапта
Министры похожи на старых комедиантов: они не могут вовремя покинуть сцену. Конечно, результаты голосования в палате пэров должны были предупредить
Однако большинство палаты пэров, если допустить, что оно окажет ему поддержку, не давало ему большинства в палате депутатов. В этой палате, где заседали люди выборные, очень быстро выросла сила оппозиции. Ее большинство с десяти – двенадцати голосов быстро возросло до ста пятидесяти. На прошедших за год в шести провинциях перевыборах – в Руане, в Орлеане, в Байонне, в Маме, в Мо, в Санте – кандидаты от оппозиции прошли с подавляющим большинством голосов. В Руане кандидат от правительства смог набрать только 37 голосов из 967. А догадаться об агрессивности новых депутатов было вовсе не трудно, поскольку среди вновь избранных были такие люди, как Лафайет и Лафит.
Именно на этом прошлые, настоящие и будущие правительства проваливались и будут проваливаться. Коль уж не можешь идти впереди оппозиции, надо следовать за ней! Вряд ли можно отомстить морю, стегая его прутиком. Развлечениями голода не утолить. «Голод плохой советчик», – гласит пословица.
И вы скоро увидите, как утлый челн монархии, кое-как залатанный иностранными дипломатами и управляемый чуждым народу правительством, опрокинувшись в один момент, вознесся на минуту на гребень волн, поболтался на них тридцать один месяц среди тысячи подводных камней и окончательно затонул без всякой надежды вынырнуть на поверхность.
И все же господин Рапт по возвращении от монсеньора Колетти был далек от этих мыслей. Он жаждал заменить господина де Виллеля и действовал точно так же, как действовал бы на его месте сам господин де Виллель. То есть работал только на себя, в своих личных целях. Вначале он хотел стать депутатом, затем министром. А для этого он не отступал ни перед каким препятствием. Следует сказать, что он с таким презрением смотрел на возникавшие на его пути препятствия, что от него не требовалось больших усилий на то, чтобы их смести.
Вернувшись к себе, он по служебной лестнице поднялся в кабинет.
Госпожи де Латурнель там уже не было. В кабинете находился один Бордье.
– Вы вовремя вернулись, господин граф, – сказал секретарь. – Я жду вас с большим нетерпением.
– Что еще, Бордье? – спросил депутат, бросив шляпу на стол и упав в кресло.
– Мы еще не закончили со всеми избирателями, – ответил Бордье.
–
– Я выпроводил всех, за исключением одного человека, который никак не желает уходить.
– Он важная птица?
– Как только может быть буржуа. У него сотня голосов.
– Как его зовут?
– Бревер.
– И что он делает, этот Бревер?
– Пиво.
– Так вот почему его зовут Кромвелем в его квартале?
– Да, господин граф.
– Фу! – произнес господин Рапт с явным отвращением. – И что же нужно этому торговцу пивом?
– Я точно не знаю, чего он хочет. Зато знаю, чего он не хочет: он не хочет уходить.
– Так что же он просит?
– Он просит, чтобы вы его приняли. Он говорит, что пока с вами не увидится, из дома не уйдет. Пусть даже ему придется прождать здесь всю ночь.
– Вы говорите, что у него в кармане сотня голосов?
– Сотня как минимум, господин граф.
– Значит, его надо принять?
– Полагаю, что вам от этого не уйти, господин граф.
– Что ж, мы его сейчас примем, – сказал будущий депутат с видом мученика. – Но прежде позвоните Батисту: я с утра ничего не ел и умираю с голода.
Секретарь вызвал звонком Батиста. Слуга вошел в кабинет.
– Принесите мне бульон и корочку хлеба, – сказал граф Рапт. – А когда пойдете на кухню, пригласите сюда того господина, который ждет в приемной.
Затем, повернувшись к секретарю, спросил:
– У вас точные данные на этого человека?
– Почти что самые точные, – сказал секретарь и прочел то, что было написано на листке бумаги:
«Бревер, пивовар, человек честный, открытый. Друг аптекаря Рено. Крестьянский сын, сколотивший состояние в результате тридцати пяти лет упорного труда. Не любит, чтобы его хвалили, раздражается от излишней любезности, доверяет только своим, недоверчив ко всем чужим. Очень уважаем в квартале. Сто голосов».
– Хорошо! – сказал граф Рапт. – Это не потребует слишком много времени. Мы с ним закончим очень быстро.
Слуга объявил:
– Господин Бревер.
В кабинет вошел человек лет пятидесяти с небольшим, высокого роста и с добродушным лицом.
– Мсье, – сказал вновь прибывший и поклонился, – простите незнакомого вам человека за то, что он так настаивал на встрече с вами.
– Мсье Бревер! – ответил депутат, внимательно вглядываясь в лицо посетителя, словно стараясь в его чертах отыскать линию поведения, которой ему следует придерживаться. – Мсье Бревер, вы для меня не такой уж незнакомец, если разобраться. Ведь я знаю имена моих врагов (а вы из их числа) точно так же хорошо, как и имена моих друзей.
– Да, действительно, мсье, я далек от того, чтобы быть вашим другом. Но я так же далек и от того, чтобы быть вашим врагом. Я выступил против вашей кандидатуры и, возможно, и дальше буду против нее. Но не потому, что имею что-то против вас лично. Просто я тем самым протестую против системы (системы, на мой взгляд, ужасной), которую вы представляете. Кроме этих партийных взглядов, я отдаю должное, мсье, вашему великому таланту.
– Вы мне льстите, мсье, – с наигранной застенчивостью произнес граф Рапт.