Сальватор
Шрифт:
– В этом я готов поклясться, – торжественно и грустно произнес господин Жакаль и тоже вытянул руку.
– Спасибо за приятную новость, дорогой мсье Жакаль. И уверяю вас, что я готов оказать вам помощь, если мне снова придется увидеть вас под суком дерева.
Господин Жакаль вздрогнул.
Это случалось с ним теперь всякий раз, когда он вспоминал о своем злоключении, или же когда ему на это кто-то намекал.
– Итак, вы полагаете, что мы с вами квиты, дорогой мсье Сальватор?
– Целиком и полностью, мсье Жакаль, – ответил молодой человек. – И вы сможете при случае сами в этом убедиться.
–
– Я вас очень внимательно слушаю.
– Позвольте мне задать вам один вопрос.
– Задавайте.
– Что бы вы предприняли, дорогой мсье Сальватор, будь вы на месте правительства или просто королем Франции, когда бы вы увидели, что, несмотря на все ваши усилия и усилия ваших государственных служащих, победила партия ваших противников?
– Я бы задумался, дорогой мсье Жакаль, – просто ответил Сальватор, – над причинами победы партии моих противников. И если бы оказалось, что партия моих противников действительно пользуется поддержкой большинства населения, я бы примкнул к большинству. Все это не столь трудно сделать.
– Конечно, конечно. Если следовать формальной логике, то так и подобало бы поступить. Прежде всего требуется понять, в чем успех противника, и принять это на вооружение: в этом вопросе у нас с вами полное взаимопонимание. Но, к несчастью, правительство не столь ясно представляет себе картину, как вы. Правительство умеет только подавлять.
– Угнетать! – с улыбкой произнес Сальватор.
– Угнетать, если хотите. Я не настаиваю. Так вот, правительство, полагая, безусловно, что действует в интересах большинства населения, решило прибегнуть к репрессиям. Теперь прошу вас, дорогой мсье, быть очень внимательным: допустим, что правительство решило действовать, прибегая ко всем законным или незаконным мерам. Что, по-вашему, оно должно сейчас сделать?
– Это трудно сказать, – покачал головой Сальватор.
– Да, действительно вы не знаете. Но я могу подсказать вам. Именно для этого я и пришел. Подумайте, что все же может сделать правительство для того, чтобы отразить такой удар оппозиции?
– Полагаю, что оно должно будет ввести в Париже осадное положение, как намеревалось сделать в день, когда должна была состояться казнь господина Сарранти и погребение Манюэля. А если не удастся ввести комендантский час с помощью военной силы, полагаю, что господин де Виллель сумеет добиться запрещения выхода всех оппозиционных газет для того, чтобы никто ничего не знал и не читал.
– Это все только возможные в будущем меры. Но я хочу поговорить о мерах, которые приняты уже сейчас.
– Признайтесь, дорогой мсье Жакаль, что тут все как-то туманно.
– Хотите услышать предложение?
– Признаюсь, очень хочу.
– Что вы намерены делать сегодня вечером?
– Но вы, вместо того чтобы просветить меня, ведете допрос!
– Это один из способов, с помощью которых я хочу добиться своей цели.
– Хорошо. На сегодняшний вечер у меня нет никаких планов.
И затем с улыбкой добавил:
– Буду делать то, чем обычно занимаюсь в те вечера, когда Господь дает мне возможность отдохнуть: буду читать
– Хорошее времяпровождение. Мне бы и самому хотелось иногда так провести вечерок. И я тем более прошу вас сделать сегодня вечером именно это.
– Почему же?
– Потому что, если я вас правильно понимаю, вам не должны нравиться шум, крики толпы.
– Ага! Теперь я начинаю понимать. Вы полагаете, что сегодня вечером в Париже возможны шум и крики толпы?
– Я этого опасаюсь.
– Что-то вроде мятежа? – спросил Сальватор, пристально глядя на собеседника.
– Если хотите, да, бунта, – произнес господин Жакаль. – Повторяю, я не слишком привязан к словам. Мне просто хотелось убедить вас в том, что для столь мирного человека, как вы, предпочтительнее оставаться дома и читать античных поэтов, нежели болтаться по городу где-то между семью и восемью часами вечера.
– Ах-ах!
– Именно это я и хотел вам сказать.
– Так, значит, вы уверены в том, что сегодня вечером будут какие-то волнения?
– Боже мой, дорогой мсье Сальватор, никто не может быть ни в чем уверен. Особенно когда речь идет о психологии толпы. Но если по сведениям, почерпнутым из надежных источников, можно сделать то или иное предположение, то я смею сказать, что выражение народной радости будет сегодня шумным… и даже… агрессивным.
– Да! И это случится именно между семью и восемью часами вечера? – спросил Сальватор.
– Именно между семью и восемью часами вечера.
– Значит, – сказал Сальватор, – вы пришли затем, чтобы предупредить меня о том, что на сегодня назначен бунт?
– Конечно. Вы понимаете, что я достаточно хорошо знаю настроения толпы для того, чтобы предвидеть, что когда известие об одержанной оппозицией победе распространится по Парижу, Париж вздрогнет, а затем запоет… От пения до шествия с факелами всего один шаг. И когда Париж запоет, зажгутся факелы. А от факелов до фейерверка рукой подать. И Париж начнет пускать праздничные огни, ракеты. Случайно на одной из улиц, где народ будет предаваться этому безобидному занятию, появится какой-нибудь военный или священнослужитель. И тогда какой-нибудь мальчишка (в этом возрасте, как говорит поэт, люди не знают жалости) все так же случайно пустит ракету в этого уважаемого прохожего. Это вызовет радость и смех одной стороны и крики гнева и призывы к помощи с другой. Начнется обмен оскорблениями, возможно, потасовка: поведение толпы столь непредсказуемо!
– Вы полагаете, что дело может дойти до потасовки?
– Да. Сами понимаете, что некий господин замахнется на мальчишку-провокатора тростью. Тот пригнется, чтобы избежать удара, и случайно ему под руку попадется булыжник мостовой. Тут стоит только начать: как только будет брошен первый камень, за ним градом полетят другие. Образуется куча камней. А что можно сделать из кучи камней, кроме как баррикады? Поэтому вырастут баррикады. Сначала небольшие, а потом, возможно, некоему глупому каретнику придет в голову идиотская мысль дополнить баррикады своей повозкой. А полиция проявит отеческую снисходительность. И вместо того, чтобы арестовать зачинщиков, она отведет глаза со словами: «Ба! Бедные детки, пусть повеселятся!» – и даст толпе возможность спокойно сооружать свои баррикады.