Сальватор
Шрифт:
— Дядя! Дядя! — вскричал Петрус.
— В чем дело? — спросил генерал.
— Пощадите, прошу вас!
— Пощадить? A-а, мой милый, так вы поняли, что я рассказываю вашу историю или почти вашу?
— Дядюшка, — проговорил Петрус, — вы правы, я безумец, гордец, глупец!
— А по-моему, — так еще того хуже, Петрус! — возразил генерал строго и вместе с тем печально. — Ваш отец имел раньше состояние, добытое ценою крови, и оно позволило бы вам жить как благородному человеку, если такая жизнь в эпоху, когда труд является святой обязанностью
Ваш отец, тридцать лет скитавшийся по морям, из кожи вон лез, чтобы вы ребенком ни в чем не нуждались, и, после того как грянула буря, вы вообразили, что с ней легко будет справиться; вообразили, что так будет всегда, что вы еще не вышли из детского возраста, когда играли английскими гинеями и испанскими дублонами, а не подумали, что это подло — даже если он предложил вам сам, — принимать от старика то, что, смилостивившись, оставил ему случай, и все это только ради того, чтобы потешить ваше безумное тщеславие!
— Дядя! Дядюшка! Смилуйтесь! Довольно!
— Да, пожалуй, с тебя хватит. Я только что видел, как ты покраснел от стыда за совершенную тобой ошибку, скрытую под именем другого человека. Да, я избавлю тебя от упреков, потому что надеюсь: если еще не поздно, ты отступишь при виде пропасти, в которую ты едва не скатился сам и не увлек за собой моего несчастного брата.
— Дядя! — воскликнул Петрус и протянул генералу руку. — Я вам обещаю…
— О! Я так просто не возвращаю свое расположение тому, кого однажды лишил его. Ты обещаешь — прекрасно, Петрус. Но вот когда ты придешь и скажешь мне: «Я сдержал свое обещание» — только тогда и я тебе отвечу: «Браво, мой мальчик! Ты действительно порядочный человек».
И чтобы несколько смягчить свой отказ, генерал занял свои руки: одной взялся за табакерку, другой зачерпнул табак и отправил его по назначению.
Петрус то бледнел, то краснел и наконец уронил руку, которую протягивал генералу.
В эту минуту с лестницы донеслись шаги и голоса.
— Говорю вам, сударь, что я получил от хозяина строгий приказ, — говорил лакей.
— Какой еще приказ, дурак?
— Впускать гостей только после того, как будет передана карточка.
— Кому?
— Господину барону.
— Кого ты называешь господином бароном?
— Господина барона де Куртене.
— Да разве я иду к барону де Куртене? Мне нужен господин Пьер Эрбель.
— В таком случае, сударь, я вас не пущу.
— Как это не пустишь?
— А вот так: не пущу!
— Мне?! Преграждать путь?! Ну, погоди!
Похоже, ждать лакею пришлось недолго: почти тотчас дядя и племянник услышали странный звук, словно что-то тяжелое рухнуло со второго этажа на первый.
— Что, черт
— Не знаю, дядя. Насколько я могу судить, мой лакей с кем-то спорит.
— Уж не кредитор ли выбрал удобный момент, чтобы явиться к тебе, пока здесь я? — заметил генерал.
— Дядюшка! — остановил его Петрус.
— Ну посмотри, что там.
Петрус сделал несколько шагов к двери.
Но не успел он до нее дойти, как дверь с грохотом распахнулась и в мастерскую бомбой влетел разгневанный господин.
— Отец! — вскрикнул Петрус и бросился ему в объятия.
— Сынок! — прошептал старый моряк, нежно его обнимая.
— Это и в самом деле мой брат-пират! — заметил генерал.
— И ты здесь! — вскричал старый моряк. — Знаешь, Петрус, этот злосчастный пес был дважды не прав, не пуская меня к тебе.
— Полагаю, ты говоришь о камердинере моего высокочтимого племянника? — осведомился генерал.
— Я говорю о том дураке, что не давал мне подняться.
— За это ты его, кажется, заставил спуститься?
— Боюсь, что так… Слушай, Петрус…
— Да, отец?
— Взгляни-ка, не сломал ли себе что-нибудь этот дурак?
— Хорошо, отец, — кивнул Петрус и бросился вниз по лестнице.
— Ну что, старый морской волк, ты, я вижу, не меняешься! — сказал генерал. — Все такой же бешеный, каким я видел тебя в последний раз!
— Можно быть уверенным, что теперь уж я не изменюсь, слишком я для этого стар, — отвечал Пьер Эрбель.
— Не говорите о старости, досточтимый брат! Ведь я на три года старше вас, — заметил генерал.
В это время вошел Петрус и сообщил, что лакей ничего себе не сломал, только вывихнул правую ступню.
— Выходит, он не так глуп, как кажется, — промолвил старый моряк.
XXIII
МОРСКОЙ РАЗБОЙНИК
Мы не раз упоминали в своем рассказе о брате генерала Эрбеля, отце Петруса. Но число наших персонажей столь велико, а описываемые нами события столь многочисленны и переплетены между собой, что для большей ясности мы предпочитаем не представлять всех наших героев с самых первых сцен, как принято делать по правилам драматического искусства, а, не усложняя интригу, описывать внешность и характер этих персонажей по мере того, как они предстают перед читателями, чтобы принять активное участие в нашем действии.
Как видим, отец Петруса только что ворвался к сыну в мастерскую и вместе с тем появился в нашей книге. Этот новоприбывший призван сыграть, как уже играл в судьбе своего сына, довольно важную роль, а потому в интересах предстоящих сцен нашего повествования мы сочли себя обязанными сказать несколько слов о прошлом нашего нового героя, в котором так горько упрекал его родной брат.
Пусть наш читатель не волнуется: мы не станем предлагать его вниманию целый роман на эту тему и будем предельно кратки.