Сам о себе
Шрифт:
Тело и его физическая тренировка являлись уязвимым местом для многих актеров. Они развивали и тренировали свою внутреннюю технику, занимались и владели голосом, но раньше всего и скорее всего забывали о своем теле.
Как раз это самое случилось со мной и случилось в юности – в те молодые годы, когда можно было в полную силу еще развивать, совершенствовать физическую культуру своего тела. Самым легким поводом для прекращения занятий спортом и гимнастикой бывает ссылка на недостаток времени. Да это часто является и не поводом, а действительной и серьезной причиной. Эту причину обычно сопровождают и «подкрепляют» лень, жирок, подоспевшая солидность и ссылка на возраст. Но я-то тогда был еще совсем молод!
Перестав заниматься
В первые годы после революции приходилось играть в холодных, нетопленых помещениях. Условия работы в театрах надорвали мое здоровье, я стал часто болеть бронхитами, которые перешли в хроническое катаральное состояние верхних дыхательных путей, сопровождавшееся припадками бронхиальной астмы. Эта болезнь, начавшая проявляться у меня в девятнадцать лет, к двадцати шести годам достигла предельной силы. Припадки бронхиальной астмы бывали крайне мучительны и продолжались по две-три недели подряд. Я со свистом и хрипом дышал, как паровоз, а потом долго бывал нетрудоспособен и очень восприимчив к простуде, малейшая же простуда влекла снова за собой тяжелые припадки бронхиальной астмы.
К каким только врачам и профессорам я не обращался! Все было безрезультатно. Наконец, когда я совершенно разуверился в помощи медицины, мне посоветовали обратиться к гомеопатии.
Ко мне приехал известный в то время врач-гомеопат Дмитрий Петрович Соколов. Он прописал мне гомеопатическое лекарство, но главным образом предложил обратить внимание на дыхательную гимнастику, рекомендовав мне своего ученика Е. В. Зеленина, энтузиаста этой гимнастики.
В течение визита я все время внимательно разглядывал Дмитрия Петровича. Что-то знакомое, неуловимое мелькало во всей его докторской наружности. Где-то я его видел. Где-то мы с ним встречались в театральных кругах.
– Да нет, – отвечал Соколов, – в театрах бываю редко, трудно сказать, где вы меня могли видеть.
– Видел, Дмитрий Петрович, видел! – В театральном кружке, может быть? Нет, что-то не то, я вас знаю, но припомнить не могу.
– Вот раньше я бывал в яхт-клубе. Может, по яхт-клубу вы меня знаете?
И вдруг я ахнул. Да ведь это тот самый доктор с седыми усиками и волосами «бобриком», что был беком в первой хоккейной команде. Это тот доктор, которого можно было видеть на «скифе», идущем от стрелки до дачи яхт-клуба на Воробьевых горах: методически поблескивая на солнце загребавшими воду веслами, он шел на лодке-одиночке четыре-пять километров, купался, съезжая с потешной горки-лотка в воду, отфыркивался и так же методично отбывал обратно на стрелку, в Москву. Начались воспоминания о хоккее и гребле.
– Так вот, голубчик, – сказал на прощание Дмитрий Петрович, – занимайтесь дыхательной гимнастикой и полегоньку вернитесь к спорту. Вернитесь на каток, теннис, вернитесь к спорту на воздухе. Крупинки и капли принимайте, но лучше дыхательная гимнастика и спорт без крупинок, чем крупинки без них.
Не сразу, а постепенно я ожил. В двадцать шесть лет я вернулся на спортивные площадки. Преодолев некоторую неловкость, я пришел на ту же стрелку на гребную станцию МГСПС, попросил одиночку-«скиф», тут же перевернулся в воду, но начал тренироваться и не забывал лодки и в следующие годы.
Теннисом, лыжами, коньками, дыхательной гимнастикой я занимаюсь и по сей день. Жить не могу без них.
Мог бы я до пятидесяти лет играть без этих занятий Хлестакова? Думаю, что нет. Сохранил бы я ту степень работоспособности, которой обладаю в семьдесят лет? Думаю, что нет. Была ли бы почти совсем побеждена бронхиальная астма? Думаю, что нет. Какое наслаждение иметь возможность играть на теннисной
Интересно, что как-то, наблюдая игру в теннис, Мейерхольд сказал: «Как эта игра полезна для актера. Не говоря уже о физическом всестороннем развитии, она как бы учит своеобразному общению с партнером. Смена ее ритмов, нападение, сокрушающий смэтч или уход в защиту и смена темпоритмов напоминают идеальную актерскую схватку на сцене, учат актерскому диалогу, аналогичной словесной борьбе и развивают вкус к остроте и ощущению разнообразия ритмов в таком диалоге. Как и фехтование, теннис воспитывает вкус к активной и своеобразной цепкости в схватке партнеров на сцене. Удары мяча как бы заменяются активным движением и жестом на сцене».
Иной раз я выходил из театра, особенно после малоудачной репетиции, усталый, порой подавленный, и думал: «Скорее бы добраться домой и лечь. Сейчас идти на каток? Абсурд». Но раз или два по дороге я заставил себя зайти на каток. И что же? Покатавшись, поскользив по льду около часу и сняв коньки, легкой походкой я продолжал путь домой и вдруг, ощутив эту легкую походку, я вспомнил, как я плелся на каток, как устал после репетиции, и недоумевал, куда девалась усталость. Та, главным образом, мозговая усталость куда-то вовсе уходила или в крайнем случае сменялась уже другой, физической усталостью, после которой так приятен заслуженный и полноценный отдых.
Мне очень хочется привить актерской молодежи любовь к спорту и воздуху еще и потому, что работать всю жизнь актеру приходится на репетициях и спектаклях главным образом в душных помещениях. Какая ужасная духота в театрах бывает летом! Репетиции часто идут при закрытых окнах, так как мешает шум с улицы.
А тут еще собрания, заседания, концерты в еще более душных залах.
Мне хочется посоветовать еще одну дружбу с воздухом, к которой я пришел, к сожалению, когда я, в силу возраста, уже должен был сократить занятия по физкультуре и когда моя занятость сильно лимитировала эти занятия. Я стал спать на открытом воздухе летом и зимой. Когда я имею возможность, я сплю ночью на открытой террасе, зимой в теплом мешке (совсем как в «Безумном дне»), а летом просто под одеялом. Поверьте мне, что один такой сон стоит нескольких дней отдыха и удивительно восстанавливает силы. Молодые актеры мне часто говорят: «Что вы! У нас нет времени заниматься физкультурой и спортом. Мы заняты с восьми часов утра до поздней ночи». Я отвечаю: «А зубы у вас есть время чистить? Так вот: забронируйте один час для спорта и открытого воздуха и от этого часа и танцуйте. Все остальное, как бы оно ни было важно, – после этого часа. Так как в этом часе – источник жизни».
Глава XIX
После триумфа «Грозы» и «Великодушного рогоносца» я не мог избежать некоторого головокружения от успехов. Но головокружение это никак не влекло к успокоению на лаврах и хотя бы к небольшому отдыху. Сейчас диву даешься, когда вспомнишь, что через месяц после «Рогоносца» я уже играл в летнем театре «Аквариум» Тапиоку в пьесе «Три вора» по роману Нотари. Пьеса, согласно обычаям летних театров, была поставлена Закушняком в десять—пятнадцать дней, скромно, но убедительно и остроумно, и имела успех, которому предстояло развиться в дальнейшем, сначала в новой ее постановке года через два в возобновившем свою деятельность Театре имени В. Ф. Комиссаржевской под руководством В. Г. Сахновского, а потом в фильме «Процесс о трех миллионах» режиссера Я. А. Протазанова.