Самая длинная ночь в году
Шрифт:
Так что на его привязанности к этой девочке – если бы узнали, обязательно бы попытались поиграть…
Он уже собрался, послав к Небесам свою конспирацию, отправиться в госпиталь и узнать, что произошло, как увидел ее.
– Ира! – Он бросился туда, на свет, обнял ее, уже ни о чем не думая, – настолько потерянной она выглядела. – Что? Что случилось?
– Он умер, – выговорили ее губы. – Я ничего не смогла сделать.
– Бедная моя девочка… – прижать ее к себе крепко-крепко, жалея, что невозможно забрать
– Ирина Алексеевна, – раздался знакомый голос княгини Снеговой. – Нельзя так реагировать. Смерть – это неотделимая часть жизни. А мы можем исцелять, но никак не воскрешать. Смиритесь с этим. Вы и так сделали все возможное. Вам не в чем себя упрекнуть.
Девушка дернулась, чтобы высвободиться из объятий. Но он не собирался ее отпускать. Поэтому она развернулась, а князь, стоя за спиной Ирины, продолжил ее обнимать. В конце концов, он практически всесилен в этой стране. Уж высший свет он как-нибудь выстроит, а ее общение с этой клоакой можно свести к минимуму – и пусть себе она лечит людей по-прежнему. Только надо будет охрану усилить.
– Отправляйтесь домой. Вон – молодой человек… ждет…
Тут супруга князя Снегова его узнала.
– Добрый вечер, – произнес он, отрицательно качая головой и приказывая этим жестом ей молчать.
– Вам придется объясниться, – холодно сказала княгиня, но вняла безмолвному приказу. И не стала раскрывать его инкогнито.
– Я могу нанести визит завтра? Перед тем, как вы отправитесь на службу?
– Безусловно, – склонила голову целительница. – В семь пятнадцать. Хорошего вам вечера.
И она удалилась.
Хлопок – и он перенес Ирину в свое поместье у моря.
– Я что-то сделала не так? – напряженно спросила девушка. Она высвободилась из его объятий, подошла к огромному, во всю стену окну и уставилась в кромешную темень, пытаясь разглядеть за ней море и небо. – Наталья Николаевна гневалась.
– На меня, как я понял, – улыбнулся он, подходя и обнимая. И почему он не принял решения жениться раньше? Мучился почти месяц? Придумывал себе глупости всякие…
– Вы что-то сделали не так? – продолжила между тем выспрашивать Ира.
– Княгиня Снегова переживает за вас. – Он легонько поцеловал волосы любимой. – И хочет узнать мои намерения.
– Ваши намерения…
Она обернулась, посмотрела на него, оглядела огромную гостиную его дома. Распахнула глаза, словно просыпаясь. И князь словно прочел ее мысли, которые понеслись вскачь, словно подковами по брусчатке мостовой: неприлично, недостойно, недопустимо… Он понял: ей стало стыдно. Она с такой легкостью, даже не задумываясь, откинула все нормы поведения, приличия, не раздумывая, оставалась с ним наедине. И ей было так хорошо, так спокойно, что она даже… позволила себе мечтать. Он был уверен в этом.
Ирина решительно высвободилась из его объятий.
– Андрей Николаевич,
– Я бы не хотел оставлять вас одну в таком состоянии.
– Мне надо это пережить – вот и все, – холодно сказала она. – Как мне объяснили сегодня, винить мне себя не в чем.
Он тяжело вздохнул.
– Но не обязательно же переживать это в одиночку…
Ирина подняла на него безжизненный взгляд:
– Мне не привыкать.
– Ира, не надо…
– Я хочу остаться одна. Пожалуйста.
– Нет. Вам надо поесть. Я бы рекомендовал выпить коньяку. Потом выйти к морю и покричать. Лучше всего поплакать. И к утру смириться с тем, что вы не всесильны. Это очень больно, по себе знаю. Но одной это пережить… Можно. Но, безусловно, не нужно…
– Да что вы обо всем этом знаете? – прошипела она злобно.
– Может быть, больше, чем мне бы хотелось. – Князь отошел от нее, открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, снял со стойки два бокала, наполнил их. – Я лишился родителей, когда мне было восемнадцать лет. Акция бомбистов. Экипаж так нашпиговали ледовыми бомбами, что хоронить было уже практически некого…
– Я знаю, как действуют подобные бомбы, – бесцветным голосом проговорила она, сцепив пальцы. – Радиус поражения до десяти метров. разлетевшиеся осколки прошивают тела попавших под удар, как бумагу… Сфера из переплавленных осколков черного хрусталя… Внутри – зачарованный лед. На уроках в Академии нам рассказывали… И показывали.
Андрей Николаевич решительно сунул ей в руки бокал, выпил свой – и уставился на огонь камина, повернувшись к ней спиной.
– Простите. – Она подошла и положила руку ему на плечо. – Я не знала.
– Выпейте коньяк, Ирина. К сожалению, других успокоительных в доме нет. Да я их и не знаю.
– Настойка ледяного мха, – улыбнулась она сквозь слезы. – По капле на год жизни…
– Могу слуг отправить… Вам будет легче, если вы выпьете лекарство?
Он по-прежнему не поворачивался.
Она обошла его – и обняла сама.
– Ирочка, – шептал он, осыпая ее короткими и нежными поцелуями-узнаваниями, поцелуями-вопросами, подглядывая за выражением ее лица из-под длинных ресниц…
А руки уже сами тянулись к ее волосам, которые, как и полагается, были уложены в строгую гладкую прическу. Почему ему всегда казалось, что от такой укладки у нее болит голова?
Она вздохнула – и прижалась к нему. Положила руки ему на плечи.
И легкость поцелуев исчезла, ее сменило неистовство…
Князь ее целовал – страстно, жадно, уже не думая ни о чем, – и потихоньку отбрасывал шпильку за шпилькой, пока не высвободил косу. Он гладил ее распущенные волосы. И не мог остановиться. Не мог насытиться. Смог только чуть приоткрыть глаза, чтобы посмотреть на нее…