Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
Шрифт:
– Восемнадцать. Она, кажется, в мае родилась. Значит, скоро будет девятнадцать.
– Что ж. Недурственно.
– А есть у этой девушки, скажем, какой-то особый талант?
– Что значит, особый, дорогая Нелли Робертовна?
– Ну, скажем, как у ее отца, Эдуарда Листова? Не напоминает ли вам это его манеру, стиль?
– Как? Эдуард ее отец?!
– Видите ли, это давняя история… В общем, все началось с того портрета в розовых тонах. Я подозреваю, что на портрете мать девушки, хотя Эдуард упорно не желает об этом говорить. Ему скоро семьдесят, и скажу вам прямо, Эраст Валентинович,
– Значит, Мария Кирсанова – дочь Эдуарда Листова?! Ну, тогда это все меняет.
– Меняет? Почему, собственно, меняет?
– Видите ли, если бы это была другая девушка, не дочь великого художника… Словом, как просто Марии Кирсановой ей одна цена, а как дочери Эдуарда Листова совсем другая. Ведь когда великий талант уходит, хочется какой-то преемственности. В данном случае преемственности поколений. И перед дочерью Эдуарда Листова, которая столь талантлива, открыты все двери. У девушки этой великое будущее, если, конечно, отец официально ее признает. Или хотя бы не будет отрицать… Что вы сказали насчет рассудка уважаемого Эдуарда Олеговича?
– Мне даже неловко об этом говорить… Словом, он со мной разводится.
– Вот как? И что это? Другая женщина?
– У него от картины к картине другие женщины. Последнее время его знаменитая красная гамма сгустилась совсем уж до какой-то черноты. Я уверена, что это влияние его последней пассии. А ведь он уже болен…
– Ах, ах, ах! Надо бы с ним поговорить…
– Послушай, Эдуард, Нелли Робертовна мне вчера сказала…
– Погоди. Что ты думаешь об этом?
– Это? Замечательные, талантливые рисунки! Очень похоже на тебя двадцатилетней давности по манере письма. Сколько света, сколько экспрессии!
– Эта девушка в самом деле талантлива?
– Талантлива ли она? Да у нее большое будущее! Великое будущее! Поверь, я в этом деле кое-чего понимаю. Это твоя ученица?
– Дочь.
– Поздравляю.
– Я теперь все чаще и чаще возвращаюсь мыслями в ту осень, в маленький провинциальный городок… Вроде бы неплохо я прожил свою жизнь, Эраст…
– Что-о?! Неплохо?! Эдуард, не гневи бога!
– Понимаешь, дети. Вот что меня тревожит! Сын – бездарность, внуки бездари. Эдик меня просто раздражает. Внук. Сынок удружил: назвал этого негодяя в мою честь! Как же, первенец! Бездельник, картежник, развратник! И вот эта девочка, словно луч света. Не зря, выходит, я туда поехал тогда. Я умру, а она будет картины писать. Дочь Эдуарда Листова. Имя мое не умрет хотя бы…
– Оно и так не умрет. Не скромничай.
– Знаешь, я развожусь с Нелли.
– Вот об этом я и хотел поговорить. А стоит ли? Скажи прямо, как старому другу: у тебя появилась другая женщина?
– В моем возрасте – женщина? Так, пустячок. Последняя вспышка страсти, все еще хочу доказать кому-то, что я не старик. Кстати, о старости: собираюсь привести в порядок дела перед смертью. Не спорь, Эраст, я человек пожилой. Чувствую, что смерть рядом. Хочу сделать соответствующие распоряжения. Пусть завещание мое для кого-то окажется ударом, но я принял решение. Приглашаю тебя на следующей неделе, во вторник, присутствовать на официальном подписании у нотариуса. Я хочу, чтобы как друг семьи ты был в курсе. И умоляю:
– Она картины пишет, похожие на твои, – этого более чем достаточно.
– Хотелось бы съездить туда перед смертью, в тот маленький провинциальный городок. А знаешь, я там был удивительно счастлив! Теперь я это понял. Лучшие дни в моей жизни. Перед смертью только и начинаешь ценить… Сказочная, волшебная осень! Напрасно я гнал от себя эти воспоминания…
– Та женщина на портрете, это она? Большая любовь, с которой все началось?
– Что? Да, она. Большая любовь… Прошу: не оставляй Марусю.
– Уж будь спокоен: ее теперь заметят! Это же твоя дочь!
– Да, я хотел официально признать ее своей дочерью. И документ заверить у нотариуса.
– Очень хорошо.
– Давно надо было это сделать. Успеть бы повидаться. Да-а-а… Успеть бы… Плохо я себя чувствую. В груди давит, сердце все ноет и ноет…
«… с прискорбием сообщаем, что наше искусство понесло тяжелую утрату. На семьдесят первом году жизни после тяжелой и продолжительной болезни скончался великий русский художник Эдуард Листов. Он был не только великим художником, но и великим Человеком, Человеком с большой буквы, много занимался благотворительностью, помогал молодым талантам. Вклад Листова в искусство просто огромен. Его знаменитые картины, такие как…»
– Маруся!
– Чего?
– Иди скорее сюда, Маруся! Гляди, что по телевизору-то показывают!
– Некогда!
– Папаша твой помер, а тебе, вишь, некогда!
– Ну, чего еще?
– Отец, говорю, умер.
– Невелика потеря!
– Типун тебе на язык! Сколько он тебе денег посылал! Ты посмотри, что на тебе надето? Это что? А это? Деньги-то на все откуда? А?
– Отстань, мать! Ну, умер. И что теперь?
– В Москву тебе надо ехать.
– Еще чего! Мне и здесь неплохо!
– А я тебе говорю, что надо. Может, денег каких получишь. Ты знаешь, сколько у него было деньжищ? Мильоны! Нам от его родни милости не дождаться. Самой надо поехать и взять!
– У меня, может, больше денег будет! Без его наследства обойдусь!
– Вот дура-то, а? Мать всю жизнь в люди старается ее вывести, а эта дуреха себе на уме! Ну, кто ты такая? Кто?
– Я Мария Кирсанова. У меня талант.
– Дурь у тебя в голове, а не талант. Кабы не знали все, что папаша твой великий художник…
– Я сама по себе, запомни. Я Мария Кирсанова, и наплевать мне на всех!
Телеграмма
«…Кирсановой Марии Эдуардовне Срочно приезжайте подать заявление вступлении права наследства Упомянуты завещании Сообщите телеграммой когда встречать
Нелли Робертовна Листова»
– Кто такая эта Нелли Робертовна? А, ма?
– Жена, стало быть. То есть теперь уж вдова.
– Это мне с ней надо делиться?
– Маруся! Может, он тебе всего-навсего рухлядь какую завещал? Комод да три платья. У него законные наследники имеются: жена, сынок да внуки. А ты сразу: делиться!