Самая мерзкая часть тела

Замечательная девушка сидела за столиком молочного кафе. В ее тарелке остывала манная каша. В ее стакане густел черничный кисель. За окном голубели затылки ждущих общественный транспорт. Часы показывали начало одиннадцатого. Крупяная размазня не лезла в рот. Носик девушки морщился, глазки щурились. А вот язык не шевелился, и пищевод отказывался

сокращаться. И никто не мог помочь милой крале: чтобы стошнило, надо хотя бы поесть.

А после того как поешь, нельзя допустить, чтобы стошнило. Это принцип. Никто не должен знать, что вместо третьего юношеского красивая девушка Валера Додд вчера выполнила первый взрослый. Пусть строят предположения и догадки, но подтверждения не дождутся. Так уж устроена Валерия Николаевна, всегда прекрасная и снаружи, и внутри, а остальное выдумки и враки.

Между тем, в последнее время ее природная способность держать марку подвергалась тяжким испытаниям. Сегодня, например, весь краткий путь от дома до кафе Валере хотелось опуститься на колени у какой-нибудь лужи, положить голову в прохладную среду и отдыхать, покуда гром не грянет. Живая вода польется с неба. А что? Разве плохо?

Но сделать это не позволяли, во-первых, новые синие джинсы, а во-вторых, производственная дисциплина. Да, да, Валерия Николаевна Додд служила. Пять раз в неделю автобус номер 9 отвозил ее к подножию многометровой вышки областного телецентра. На втором этаже в комнате молодежной редакции девушку ждали кофейник и пепельница. Ежедневная норма выработки составляла шесть чашек кофе и три сигареты. Жидкости Валера могла бы выпить и больше, но этого не требовалось.

Непосредственная начальница Валеры, Кира Венедиктовна Мирская, считала такую нагрузку вполне достаточной для начинающего сотрудника. Тем более, что время от времени Валере приходилось еще и переваривать непрожеванное. Это когда возвращаешься после съемок сюжета о телеутской комсомольско-молодежной свадьбе. Пылишь в редакционном уазике и между кочек наворачиваешь пирожки с деревенской начинкой.

Тяжело начинавшийся день как раз обещал стать одним из таких дней на колесах и с колом в животе. Очередное задание Валера получила вчера после обеда и отказаться теперь уже не могла. Никак. И вовсе не потому, что неспособна была наврать. Той же Кире. В любой момент, и Кире, и кому угодно, особенно по телефону, никаких проблем, даже с удовольствием, но только не сегодня.

Просто нет никакого смысла врать, если тебе не собираются верить. Увы, ни больная тетка где-то в сельской глуши, ни сосед с заточкой в подъезде собственного дома не могли подсуетиться. Помочь. По-родственному выручить Валеру. Сегодня. Дело в том, что вчера ее видели. И не какой-нибудь прохожий в кепке. Анюта. Секретарь-машинистка из приемной председателя южносибирского телерадиокомитета.

Такая уж оптика в нехорошем молодежном кафе «Льдинка». Стоишь у зеркальной стены в холле, борешься с соблазном нырнуть туда, где сам с усам, и все. Стоп машина, проходит вдохновение. Неосмотрительного шага не делаешь. Потому что засекли. Зырят. Смотрят на тебя выпуклыми бельмами и запоминают.

За скобками остается сама загадка появления соглядатая в это время и в этом месте. В конечном счете значение имеет вовсе не причина, а следствия, которых, собственно, и не должно быть.

Короче, выхода нет. Надо жевать и глотать, жевать и глотать, а потом ехать, ехать на гору, дерзко улыбаться и даже острить. Обязательно хотя бы разок удачно пошутить, прежде чем захлопнешь дверь зеленого УАЗика. Закроешься, башку уронишь и упрешься лбом в спинку переднего сиденья.

Вот

только жалко, замычать нельзя. Нельзя, и всё. У водителя Андрея ушки на макушке.

Так или примерно так думала симпатичная девушка Валерия Николаевна Додд, терпеливо пережидая шторм. В утреннем молочном кафе. Гастритные приливы, холециститные отливы и росотворящую активность потовых желез.

А между тем, какое разительное несходство поведенческой модели. Папаша Додд, большой и добродушный грубиян, не напрягался никогда. Дочь звал по-деревенски Валей. Так. Не ломал язык. Не делал вид, будто бы девять — это шесть, но только перевернутая. Понятно. На то ему и дана медвежья стать, чтобы простое не оказывалось сложным. Охотник. Человек естественный. А Валера существо изящное. Тут совсем другой разговор, подход и спрос.

Но если к психологическим различиям без молоточка не подходи, то физическое несходство отца и дочери отмечали все. И обладатели оптических приборов, и просто желтоглазые. В первую очередь соседки во всепогодных калошах и пальто. Несгибаемые борцы за здоровый социалистический быт. Слетятся вечерком на серую дворовую скамейку и не мигая пялятся. Так и норовят нырнуть. В вечно распахнутые окна квартиры Доддов влезть гуртом. А от фатальной невозможности страдают. И в головах рождаются, цветут и пахнут самые невероятные, дикие предположения.

Ну, например, вот говорят, будто папаша Додд вовсе и не отец Валерии Николаевны. Мужик какой-то. Посторонний.

А между тем, второй ничем не лучше. Законный претендент. Если не Николай Петрович, то только его брат. Однояйцевый близнец Василий. Других поблизости в момент зачатья просто не было. Факт. Генетика и кибернетика.

Конечно, к сорока годам время успевает связать достаточно узелков. На перевале жизни чужие стали худо-бедно отличать Колю от Васи. В пору же телячьих двадцати с хвостиком только отец да мать могли определить, чья же это спина. Тает, растворяется в сумраке таежной ночи. Того, у которого в глазах синевы побольше, или другого, что чуточку косит. Но, увы, мать-медработника в 1935-м забрал тиф, а отца-учителя в 1938-м — люди. Такой вот век. Братья могли шалить сколько душе угодно.

Но летом же шестьдесят второго, в отчетный период, охотовед Василий не безобразничал. Он помогал егерю Николаю. Как мог. По-братски. Экспедиция расположилась среди колиных угодий. Заселилась в пустующий летом дом охотника. Биологическая партия Томского государственного университета. Отряд. Три девушки и бородатое светило науки о звериных паразитах.

Две из трех приезжих красавиц, похоже, и сами были не прочь обзавестись если и не ученой бородой, то уж хотя бы академическим пайком. Несчастные шатались по лесу. Целыми днями честно собирали кусочки звериного помета. Попросту говоря, образцы волчьего и заячьего дерьма в лабораторные баночки. Третья же, самая симпатичная мордашка, филонила. Штучка по имени Валерия Караваева за славой не гналась, то есть не соглашалась прикасаться к гнусным кучкам ни пинцетом, ни специальной палочкой. Гордая.

Хвостатые глисты у нее вызывали отвращение, а высокий элегантный доцент Воробьев ненависть. Именно из-за него зеленоглазого и поперлась лаборантка Караваева в Богом забытый угол Южносибирской области. А он, негодяй, возьми да и не приедь. Судьба, попал в больницу в самый канун отъезда. Впрочем, надежда оставалась. Не может же честолюбивый Воробьев позволить медицине сгубить весь без остатка невосполнимый полевой сезон. Пошлет всю медицину к черту и к середине лета приедет. Прискачет на радость терпеливой Валере. Пока же девушка отыгрывалась на добродушном егере. Тренировалась.