Самая мерзкая часть тела
Шрифт:
Безусловно. Но если не кривить душой, то вовсе не ради краснознаменной обкомовской грамоты и ценного подарка, магнитофона «Илеть», Толян два месяца старался, буквально из кожи лез. По-настоящему высокая цель все это время стояла перед ним, светилась светлячком, жужжала мухой.
Победителя областного смотра-конкурса ждала поездка летом в олимпийскую Москву! Там, в столице, городе-герое, должен был лучший из лучших представлять, даже олицетворять наш промышленный, богатый на таланты край. Получал право стать участником культурной программы Олимпиады-80, главного праздника мира и спорта на планете.
И Толя этого
— Вы же понимаете, Анатолий, — говорил Виктор Михайлович, и его нос очень многозначительно, в такт взлетам и падениям птичек-бровей, то укорачивался, то удлинялся, — покуда в этом грязном деле не будет поставлена точка, позорное пятно не смыто с института, и речи быть не может об участии вашего, безусловно, интересного клуба в столь ответственном и важном мероприятии.
— Скажу вам больше, — подался даже вперед, навстречу Толе лейтенант. Усами рыжими, как ножками тараканьими, едва не пробежался по еще довольно анемичному лицу президента дискоклуба:
— Под вопросом и не поездка вовсе, что поездка, само существование ваше как коллектива.
Вот так. Просто. По-человечески. С ноткой печали в голосе. Без всяких там дисперсий, девиаций в область поджелудочную:
— В случае недомогания вы обращаетесь к врачу или вас Ида Соломоновна дома, по-семейному пользует?
За эту перемену тона и отношения, Толя, честное слово, готово был немедленно и верно щекою потереться о близко-близко к ней придвинутые колючки каплеуловителя на верхней губе лейтенанта.
Но этого не требовалось. О сущей чепухе, невинном одолжении попросил его Виктор Михайлович.
— Поскольку вы, Анатолий, человек чистый, в центре этой провокации оказавшийся случайно, соответственно незапятнанный и непредвзятый, с вами многие будут очень откровенны. Знаете ли, потребность излить душу заложена в человеке, и лучший друг на самом деле тот, кто никогда не перебивает. Конечно, не следует ожидать настоящих признаний, но если вы будете внимательны и, главное, не станете чураться компании товарищей, прежде всего из состава членов комитета ВЛКСМ, я полагаю, я не сомневаюсь, что вы не только нам поможете, но и в перспективе с вашим клубом можете рассчитывать не на одну лишь поездку в Москву или на БАМ.
Так! Но это в принципе, в общем. Конкретно же медноглазый лейтенант Макунько очень хотел узнать, что точно делали накануне злополучного собрания отличников и именных стипендиатов ЮГИ, примерно с семнадцати ноль-ноль до двадцати одного, два других основателя "Тридцати трех и одной трети". Как, имея устойчивый иммунитет к гриппу, провела трудный понедельник 21 апреля неразлучная пара — бывший заместитель секретаря комсомольской организации Василий Закс и действующий командир институтской молодежной дружины Игорь Ким?
А очень просто. Пили!
Есть за общежитием номер три, за гаражами и карагачами, детский садик. В нем сторожем ночным работает, под лампочкой кемарит и в кухне тибрит хлеб, Толин одногруппник Гера Марков.
И так они красиво отдыхали именно вечером двадцать первого. Ведь Герман Марков не в форточку пускал дымок, а на крылечко вышел покурить как раз из-за того, что телик второй час транслировал икру совпартактива. Собрание в огромной банке зала и центнер цифирьки 110 над бесконечным рядом членов президиума.
Это уж потом, умывшись и переодевшись, два героя, Ким и Закс, подняли по тревоге бойцов студенческой дружины и до рассвета занимались любимым делом. Боролись за здоровый быт. Ногами открывали двери, бесцеремонно врывались в комнаты, устраивали дознания и обыски без протокола на всех восьми этажах студенческой общаги номер три.
Собственно, рассказ об этом чудовищном злоупотреблении общественным доверием, неприкрытом самодурстве, самоуправстве, невиданном, но регулярном и принес Толян на встречу с куратором в горсад. Без применения спецсредств и спецмероприятий, как чижик, поклевав в буфете бублик, узнал всю правду и оперу пересказал. Смог восстановить доверие к себе, которое чуть было не утратил после невнятных объяснений. Недостойных добровольного помощника органов. Ах, домашнее недоразумение, пустяки, не опоздание, а чешуя, ошибка измерения времени и пространства…
— Так, так, — сошлись над переносицей две чайные гусеницы бровей, посовещались и на исходные позиции вернулись — значит, находились в нетрезвом состоянии?
— Да, — подтвердил Кузнец. — Вне всякого сомнения.
Красота, а еще говорят чудес не бывает. Между тем, все это время невысокий Толя поспевал. Шагал геройски с рослым лейтенантом в ногу. Словно не по зеленой аллейке городского сада, а по брусчатке к посту номер один.
— Отлично, отлично, — сказал сам себе товарищ Макунько и без команды выполнил кру-гом. Мгновенно развернулся. Всю красоту парадно-показательную смазал. Смахнул. Заставил Толю, как час тому назад на шумном пешеходном переходе, позорно дергаться, воздух ловить руками и прыгать зайчиком. Но, слава Богу, не упал. Просто не слишком плавно развернулся и увидел под синей кепкой-восьмиклинкой шею. Крепкую и цилиндрическую, как поршень на стенде в лаборатории гидравлических установок.
Конечно, Виктор Михайлович — гвоздь, не человек, но и ему, оказывается, эмоции теплокровных не чужды. Шутка ли, просматривалось безответственное, если не преступное вообще, пособничество подонкам и негодяям. Причем не только со стороны отдельных отщепенцев, целые группы и коллективы молодых людей не понимали серьезности поставленной задачи.
Ведь сколько уже раз он об этом показательном рейде слышал. Скольких людей расспрашивал о нем. Каких только подробностей не сообщали, а вот о главном, центральном, никто и не заикнулся. Ну, что же, на том, как говорится, и попались. Теперь не важно даже, имел ли место умысел или всех сбило с толку неправильно понимаемое чувство локтя. Скрываемое говорило само за себя. Расслабились, приняли белой, пивной пеной занюхнули, а вот стеклопосуду сдать забыли.