Самая настоящая Золушка
Шрифт:
— Это ухаживания, — чеканит он, еще немного отодвигаясь от стола.
Закладывает ногу на ногу. Хмурится, скользя взглядом по моей шее.
— Такие ритуалы необходимы, чтобы женщина чувствовала себя объектом внимания.
— Ритуалы? — переспрашиваю я.
— Свидания, — предлагает альтернативный синоним. — Расскажи о себе, Катя.
— Что рассказать? — Невозможно чувствовать себя еще большей дурой, чем сейчас, потому что наш разговор — это даже не диалог. Это попытки сварить чай из кофейных зерен.
— Возраст, место учебы, родители, увлечения. — Ростов ждет, пока
Меня подводит слух?
Я сошла с ума на почве переизбытка впечатлений?
Попытка улыбнуться превращается в еще один повод: Ростов останавливает взгляд на моих губах, и на долю секунды мне кажется, что он болезненно дергает правым уголком рта. Как будто что-то в моей внешности время от времени вызывает у него острую хаотичную зубную боль. Но на мне нет страшных увечий, хоть красавицей меня тоже не назвать. Я — обычная. Не та девушка, которую заметит в толпе известный дизайнер и упадет на колени с предложением стать лицом его новой коллекции, но точно не безобразная. Впрочем, в сравнении с женщинами из мира Бессердечного короля, скорее всего, что-то вроде серого пятна на идеально белой стене, которое нарушает чувство прекрасного.
— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, — бросаю в ответ на более чем странную попытку завязать знакомство. С ним что-то не так или это тоже кривое зеркало моих нервов?
— Почему? Тебе не понятна формулировка?
— Мне неприятна формулировка, — переиначиваю его слова и начинаю мысленный отчет. Сколько секунд ему понадобиться, чтобы выставить меня вон? Я бы поставила на «до десяти».
Ростов протягивает руку к стакану, уверенно подносит его к губам.
Делает глоток.
А я, как кролик перед удавом, не могу оторвать взгляда от того, насколько этот мужчина идеален абсолютно во всем. Даже без каких-либо эмоций на лице, он все равно — словно образец того, каким должен быть мужчина. Высокий и стройный, широкоплечий, с какой-то как будто военной выправкой. Его абсолютно точно нельзя назвать красавцем вроде тех, которые рекламируют мужское белье или спортивное питание. Ни пухлых губ, ни идеального загара и припудренной кожи. Но именно в его сторону хочется оглянуться.
Если бы он был простыми смертным, и мы случайно встретились в толпе, я бы плюнула на стыд и предрассудки и пошла за ним хоть на край света. Просто так. Даже если бы не знала ни имени, ни возраста.
Я и сейчас готова хоть по углям и стеклу, но где он — а где я.
И один на двоих стол в ресторане не делает нас ближе друг другу.
Пока я, как дурочка, пялюсь на движение кадыка под его кожей, Ростов возвращает стакан на место и спокойно говорит:
— Я прошу прощения, если мой вопрос был грубым и неуместным.
Это не искреннее раскаяние. И не попытка показать хорошее воспитание. И даже не уловка, чтобы разыграть передо мной принца. Последнее, кстати, вообще ни к чему — я и так развесила уши, и это очевидно даже слепым котятам.
Он
Тяжело подобрать формулировку. Он как будто инопланетянин. Да, точно: пришелец, который влез в человеческую кожу, чтобы слиться с толпой. И на всякий случай держит в кармане карточки-подсказки, что нужно делать в разных ситуациях.
— Я хочу узнать тебя получше, Катя.
— Зачем?
— Мой интерес кажется тебе странным?
С огромным трудом подавляю нервный невеселый смешок и делаю то, чего обычно избегаю: призываю в помощь алкоголь, делая пару жадных глотков. Пузырьки щиплют язык, сладкий алкоголь легким приятным покалыванием просачивается в горло и мгновенно согревает мои свернутые в ледяной узел внутренности.
— Я просто… обычная девушка, — говорю в ответ. Смешно. Как будто он этого не знает.
— Ты — женщина, я — мужчина. Симпатия между нами вкладывается в рамки нормы. Мы можем испытывать друг к другу интерес и сексуальное влечение вне зависимости от социального статуса.
Он замолкает, когда появляются сразу две официантки и за несколько минут сервируют стол деревянными досками для стейков, старинными вилками и ножами, салфетками, медным блюдом с салатом из свежих овощей.
Кусок мяса на моей доске слишком огромный, но выглядит так аппетитно в карамельной медовой корке, что я почти не удивляюсь выразительному урчанию моего желудка. Нет, я не живу впроголодь, просто, когда совмещаешь учебу и работу, и еще библиотеки, и разные семинары, есть приходится на ходу. Ну или во сне.
— Ешь, Катя. Это вкусно.
А вот это уже приказ: четкий и беспрекословный. Но мне все равно, потому что я и правда очень голодна. И ни капли не стыдно, что режу мясо слишком крупными кусками и долго их прожевываю, наверняка со стороны очень похожая на хомяка. Это безумно вкусно.
Когда до меня с опозданием доходит, что я самым безобразным образом урчу в ответ, словно кошка, которой в кои-то веки достался сочный кусок парной телятины, приходится отложить вилку и с трудом проглотить плохо пережеванный ломтик.
Ростов сидит в той же позе — он даже не подвинулся к столу, не притронулся к приборам и выглядит как человек, которого вообще не интересует содержимого его тарелки. Что логично: наверняка он привык даже к более изысканным блюдам.
— У тебя хороший аппетит, — констатирует он, снова глядя куда-то над моим плечом.
Оглядываюсь — возможно, с нами и правда есть кто-то третий? Все может быть со зрением ослепленной видом своего кумира девушки. Глупо отрицать, что даже сейчас, когда алкоголь и вкусная еда немного размягчили мои нервы, я все равно абсолютно зациклена на этом мужчине.
— Я просто не обедала, — пытаюсь оправдать полный провал своих манер.
— Человеку нужно хорошо питаться, чтобы быть полноценным и здоровым.
Ростов допивает свою воду, и рядом тут же вырастает официант, чтобы подать новый полный стакан. Видимо, его привычки вынесены в отдельный регламент, который необходимо сдать на память, чтобы получить работу.
— И так, твои родители, Катя. Кто они?
— Мама была учительницей младших классов, отец умер очень рано, я его даже не помню.