Самая невзрачная жена
Шрифт:
– Ты только подумай! Её опять спасла бумажка об одарённости! Опять только из-за силы её не посадили в тюрьму и не казнили на месте! Но нет, её время подходит к концу, я чувствую, я вижу, как она умирает в муке! Это расплата, справедливая расплата!
– смеялась королева, хоть давно перед глазами прыгали чёрные мушки, а лёгкие горели огнём.
– Кто бы ни был автором плана твоего отравления, я ему благодарна!
– королева перестала смеяться.
Дейлата ей не ответила: она уже крепко спала, ведь слабому организму необходимы силы. Королева, затянув туже пояс халата, вышла в будуар. Тихая ночь обнимала дворец, и ничто не напоминало о страстях дня. Она погрузилась в кресло, и
– Как же наследный принц? Наверное, это страшно, когда отец при смерти, а жена уже в зазеркалье, - спешно заговорил он угодливым тоном, склонившись перед королевой.
– Он сейчас сидит у короля и не хочет никуда отходить. Его Величество сказал, что доживает последние часы, - королева фыркнула и закашлялась.
Шторы в гостиной не были задёрнуты, и редкий белый свет уличных фонарей попадал в помещение, рисуя серебром на мебели. Королева тяжело дышала в кресле (ох, зря она столько смеялась!), расчёсывая шею: кажется, на что-то у неё проснулась аллергия. Как не вовремя! Оставив в покое горевшую кожу, она положила руку на столик, но нечаянно свалила вазу, что с хрустом разбилась об пол, обдав ноги Её Величества холодной водой.
Королева захрипела, сползая с кресла. На полу, поранившись об осколки, едва не выплёвывая лёгкие в кашле, она поборола приступ, взглянув на Унтара. 'Помоги!' - шептали пересохшие губы ничего не понимавшей старухи, но мольбы оборвались сами по себе. Он был бледен от ярости и напомнил ей изваяние Смерти. Королева поднялась, протягивая руку к юноше: он должен помочь. Она же его королева!..
Она вздрогнула, повернувшись к окну: зазвонили колокола. Противно, печально, медленно, они звонили, и тяжёлый напев их нёс горестную весть о кончине короля. Они звонили. И каждый удар совпадал с ритмом сердца Унтара. Королева замерла с простертой рукой, она не дышала уже минуту (Унтар пристально, с точностью часов следил за всеми признаками!), но даже не заметила. Королева криво улыбнулась и с злой радостью шепнула: 'Вовремя!'. Последний хрип слился с последним ударом колоколов, и как тяжёлая махина в башне, она медленно опустилась на пол, лицом прямо в осколки вазы и сырость воды. Из царапин неспешно потекла кровь, окрашивая лужицы в серебристо-розовый цвет.
Унтар прикрыл глаза. Вчера он подарил королеве духи с подмешанным ядом редкой кобры. Он ждал весь день, что его схватит стража, что его тут же казнят или тихо убьют во время сна... Но всё случилось, и перед ним лежал труп старухи в измятом халате. И более того: не стало не только королевы, но и короля. Благословенная ночь! Нет больше в этом мире тех, кто уничтожил его семью (сестёр убили за соседней деревней, мужики нашли трупы и давно рассказали об этом Унтару, потому ни единому слову из дворца он не верил).
Унтар ушёл из покоев королевы. Его не волновала стража, которая наверняка запомнила, что он последним посещал королеву. Впрочем, бледные юнцы переглядывались, напрочь забыв своих обязанностях: они ведь тоже слышали колокол.
Унтара ничто не беспокоило. Он знал, что Нала в надёжных руках, что король и королева мертвы. Он отомстил бы и Ролдену, но принц был такой же пешкой, как и его любимая... Унтар забрал из своей комнаты только тощий мешок с давно купленным балахоном послушника. Он выполнил свой долг, претворил в жизнь цель с точностью ювелира, огранявшего редкий алмаз. И теперь не станет для мира Унтара.
Вместе с мелодией колоколов, что захватила столицу, посылая таким же напевом весть в другие земли, он покинул дворец - страже уже было совсем не до него. Город просыпался, то и
Он не прощался с улицами столицы, не прощался с мирской жизнью: первую он не любил, а вторую перестал ценить. К храму за городом он вышел на рассвете, встал у самых ворот, подивившись уродливой старухе с посохом возле них. Жениха рядом с ней не было (ну вдруг на старости лет повезло?), а храм был не монастырём... Но, впрочем, разве он не решил, что не волнует его мирское?
– Поди, в монахи пришёл?
– заговорила старуха, поворачиваясь к нему, и Унтар возблагодарил ночь: слишком уродлива была та, слишком!
– Отмаливать грешки? Так ты молод исчо, что тебе отмаливать? Пьянки-гулянки да девок снасилованных?
– он постучал в ворота, не отвечая старухе, но взгляд так и обращался к той против воли самого Унтара. Он крепче сжал мешок, нахмурился, отворачиваясь.
– А я знаю, знаю!
– заверещала она.
– Убийство отмаливать идёшь, убийство!
– Ошибаетесь!
– сохраняя остатки самообладания, ответил ей Унтар. Даже в лицо упрямо взглянул.
– Я буду молиться за других людей, чтобы их простили или чтобы грехи мне перешли. Всё равно моя душа для богов потеряна, - он поднял голову к чистому небу, но его заслонили опускавшиеся ворота.
– Ошибаис-с-ся, милок! Была б потеряна, сюда б ты не пришёл!
– пробормотала старуха, глядя вслед совсем молодому мужчине, что навеки отрекался от блаженств человеческой жизни. И видела она: в том путь его.
К ней шёл сам настоятель храма, сонный, в неподпоясанной рясе, намеревавшийся прогнать женщину: не место ей в храме! Старуха же лукаво улыбнулась ему, ловко спрыгнув на землю. И, указав посохом на Унтара, сказала настоятелю пророчество:
– Вот вам Верховный Храмовник на смену старому! В силу войдёт в года считанные! Да не смотрите на молодость, ведь боги его будут слышать!
И, как будто сдувшись, шаркающей походкой побрела прочь от обители, где её провожал, встав на колени, настоятель, плакавший, как дитя. Много позже это событие он назовёт Рассветным Пророчеством, много позже, когда старый Верховный умрёт от жадности на своих сундуках, когда всё королевство будет знать о Безымянном Брате с кукольно-пустыми глазами, на чьи призывы боги откликались всегда... А пока об этом знала только старуха, медленно уходившая от монастыря.
***
Сиятельный Энрат стоял в своей спальне напротив зеркала. Он уже не молод, но вот совсем скоро в его руках будет власть! Придворные с благоговением смотрели в его сторону, кланяясь сильнее, чем королю: ещё бы, ведь он обнаружил страшный заговор, который проспали и Советник, и тайная канцелярия! Теперь же он лично расследовал смерть наследной принцессы, что поручил ему судья, дабы выказать свое недовольство остальными.
Для него одного песнь колоколов стала не мелодией траура, а праздничным маршем, сулившим светлое будущее, как увертюра к последнему акту поставленной им драмы. Правда, в тексте кто-то невидимый сильно похозяйничал, но своенравная рука не смогла изменить кульминацию и финал, заложенные создателем.
Герцог будет у власти! Не король, но правитель. Пожалуй, это предел мечтаний: править, но не бояться смерти из-за 'испорченной крови'. Осталось дождаться нового короля, который прогнётся под него и подчинится. Если нет, то долгими уговорами и интригами он всё равно добудет себе место по правую руку от правителя. Он сможет это сделать, пока весь дворец считает его героем и спасителем.