Самая страшная книга 2015
Шрифт:
Литовченко ускорил шаг. Солнце уселось на лиственничные верхушки уже основательно, комарье несколько присмирело, стук дятла затерялся за спиной, сменившись нестройной птичьей разноголосицей. Прапорщик скосил глаза на ходу – боец топал в пяти шагах сзади, жевал травинку и, видимо, тоже больше не нервничал.
– Километра полтора еще, – бросил Литовченко. – Скоро при…
Он осекся и, едва не споткнувшись, застыл на месте. В двадцати шагах впереди, распластавшись поперек просеки, в запекшейся кровавой луже лежал дохлый пес с распоротым брюхом
Байдарка плавно приближалась к перекату, обычному, каких прошли уже не один десяток. Ссутулившись на сиденье рулевого, Надя задумчиво изучала короткостриженый затылок Артема. На байдарочный поход ее уговорил он, видимо решив, что на природе Надя станет уступчивей. Напрасно – спать пускай и с фигуристым, атлетически сложенным, но грубоватым и неотесанным Артемом Надя не собиралась. Так же, как с сопящим на корме угрюмым крепышом Игорем. И вообще, бицепсы и кулачищи – совсем не то, ради чего она ляжет с парнем в постель. Вот с Лешкой с параллельного курса… с ним она бы не прочь. Она и на уговоры-то согласилась, когда узнала, что идет Лешка. Тот, однако, Надиного интереса не замечал или делал вид, что не замечает, а в головную байдарку посадил на рули рыжую Ирку.
Походом по верховьям реки с нелепым названием Кеть Надя была сыта по горло. А в изобилии водящиеся по берегам этой Кети комары наверняка были сыты Надей. Тоже по горло, мысленно усмехнулась она. Слава гребле, послезавтра поход закончится, и можно будет забыть про пересоленные и недосоленные каши из чумазого котелка, про невкусный чай, про навязчивые ухаживания Артема и про туалет на природе, когда приседаешь и думаешь, как бы успеть, прежде чем в задницу ужалит какая-нибудь змея.
– Эй! – окликнул с носа Артем.
Надя встрепенулась. Байдарка подходила к перекату.
– Табань, епст, – скомандовал Артем. – Лево руля!
Игорь на корме стал табанить, байдарка замедлила ход. Наде осталось лишь положить руль влево. За трое суток похода она проделывала это множество раз. Но сейчас, сама не зная отчего, потянула вдруг на себя правый штуртрос.
– Куда? – заорал с носовой банки Артем. – Ты что, епст, творишь?!
Надя охнула и перехватила штуртрос, но было уже поздно. Байдарка вошла в перекат бортом, на секунду замерла и ринулась вниз, прямо на стерегущий за перекатом острый жандарм.
От страха Надя вскрикнула. Байдарка с ходу вмазалась в жандарм правым шпангоутом. С треском лопнули алюминиевые стрингеры, а секунду спустя хрястнуло под ногами, и в разорванный каркас ворвалась река.
– За борт! – рявкнул Артем.
Надя и опомниться не успела, как оказалась по пояс в ледяной, сбивающей с ног воде. Байдарка стремительно погружалась, с носа сорвался и унесся вниз по течению рюкзак с провизией. За ним другой – со спальными мешками и теплой одеждой.
– К берегу тащи! – кричал вцепившийся в корму затонувшей байдарки Артем. – Быстрей, епст!
Как они втроем умудрились вытащить утопленницу
– Кильсон накрылся, – буркнул Артем. – Байдарке временный пэце. И жратва уплыла.
– У ребят осталась, – прохрипел пританцовывающий в попытках избавиться от воды в ухе Игорь.
– Точно, – согласился Артем. – Только…
Он оборвал фразу, выпрямился и уставился на речную излучину в паре сотен метров ниже по течению. Головной байдарки видно не было.
– Леха! – приложив ладони рупором ко рту, во всю глотку закричал Артем. – Ирка! Вадим!
Ответило только эхо.
– Тьфу, епст-переепст, – выругался Артем. – Ладно, далеко не уплывут, рано или поздно сообразят.
Он присел, развязал уцелевший рюкзак со снаряжением и выудил со дна герметичный полиэтиленовый пакет с бензиновой зажигалкой внутри.
– Заголяемся, – велел Артем и первым стал стягивать с себя мокрую, липнущую к груди фуфайку– Заночуем у костра, ребят утром догоним по берегу. Шуруй, епст, за хворостом, – бросил он Игорю, – пара часов до темноты у нас есть.
В трех шагах от мертвого пса Литовченко опустился на корточки, вгляделся в рану, раскроившую собаку от глотки до паха. Обернулся через плечо: Хакимов, уцепившись за ствол лиственницы, блевал в можжевельниковые кусты. Прапорщик выругался вслух – дело явно принимало дурной оборот, не хватало только напарника, празднующего слабака при виде дохлятины.
– Отставить! – бухнул Литовченко. – Смирно!
Хакимов шагнул в сторону, утер рот рукавом гимнастерки, затем с натугой выпрямился и застыл, глядя на прапорщика ошалелыми от испуга глазами.
– Вольно, – Литовченко поднялся. – Значит, так – вернешься к машине. Радируешь в часть, докладываешь обстановку и ждешь меня. Задача ясна?
– А в-вы, товарищ п-прапорщик? – запинаясь, выдавил из себя Хакимов.
Литовченко помедлил с ответом. В часть доложить по-любому необходимо, надежнее всего вернуться к УАЗу вдвоем, там и ждать подкрепления. Однако «надежнее» и «правильнее» – суть вещи разные. Кто знает, что случилось на объекте, и не нуждается ли персонал в помощи.
– Задача ясна? – повторил прапорщик.
– Т-так точно, ясна.
– Выполняй!
Литовченко проводил взглядом удаляющуюся рысцой фигуру Хакимова, по обочине обошел собачий труп и на секунду остановился. Решительно расстегнул кобуру, выдернул из нее «грач»; рифленая рукоятка привычно легла в ладонь. Пристально вглядываясь в застывший вдоль дороги лес, Литовченко неспешно, с опаской двинулся дальше. Так он прошагал минут пять и начал уже успокаиваться, когда сзади, оттуда, куда ушел Хакимов, донесся и враз смолк крик, истошный, пронзительный.