Самая страшная книга 2025
Шрифт:
– Дай отстегнуть! – пискнула Кира.
Паха ослабил хватку. Она отстегнула ремень с первой попытки – поразительно! А еще нащупала под тканью плаща маленький цилиндрик, о котором совсем забыла.
Паха выволок ее на дорогу.
– Сумка моя…
– Теперь моя! – отрезал он.
Вопреки надеждам Киры, Паха не отпустил ее, а потащил вокруг машины к задней правой дверце, умело заломив за спину руку – ту, что могла дотянуться до перцового баллончика. Толкнул на крыло, открыл дверцу. Навалился на Киру сзади.
– А жопа крепкая у тебя. Орешек!
У
Паха швырнул ее на заднее сиденье – перед внутри, зад снаружи. К нему-то он и прижался незамедлительно промежностью, в которой быстро деревенело пульсирующее и огромное. Кира почувствовала это даже сквозь слои одежды и в который раз подумала про пластмассовую трубку таксофона.
«Корголгон».
Суетливая пятерня завозилась у вздрогнувших бедер, комкая полы плаща. Кира вспомнила, что женщинам, попавшим к насильнику в лапы, советуют описаться, но сейчас ее мочевой пузырь, как назло, закупорился намертво. Она стиснула зубы.
– Насосала, значит. – Голос Пахи сделался сиплым и
(бестелесным)
далеким, будто доносился
(из телефона)
с края земли. – А мы, пацаны, горбаться на такие тачки, на. Соска, на.
– Да! – выпалила Кира истошно. Шершавые пальцы Пахи добрались до поясницы и неумело заскребли по коже, пытаясь стянуть с Киры легинсы. – Хочешь, и тебе отсосу?! Только отпусти!
Пятерня замерла.
– Давай, – без раздумий согласился Паха. – Тока без фокусов. Если укусишь, я всю красоту тебе попишу!
Он отпустил ее и даже помог развернуться и сесть.
– Я та-ак отсосу! – посулила Кира, пыхтя.
Паха завозился с ремнем на джинсах. Нож куда-то исчез из его клешни. Отлично!
Она выхватила баллончик, выпростала руку и выпустила струю в полные мальчишеского изумления Пахины зенки.
Паха попытался заслониться – но поздно. Струя достигла цели. Паха пошатнулся. Шлепнул себя ладонью по глазам, пытаясь стереть жгучую жижу, но сделал только хуже. Несколько брызг угодило на щеки Киры, но она не испытывала в эту секунду ничего, кроме упоения восторгом.
– Аоэа! – проревел обманутый любитель придорожного минета. Пригибаясь, одной рукой он тер физиономию, а другую тянул вперед – слишком высоко, чтобы достать Киру. Похоже, перцовка дезориентировала врага. Кира никак не могла подняться, чтобы его доконать, – приподнималась и плюхалась на сиденье, пока Паха нашаривал что-то на крыше «Камри». Она приготовилась пшикнуть перцовкой снова, когда Паха наконец нашел искомое и сделал выпад. Костяшки пальцев, стискивающих баллончик, прошила боль, и Кира выронила оружие. Уставилась на пальцы – на расползающуюся в ухмылке пореза кожу и сочную алую
(как козырек таксофона)
плоть под ней.
Паха пятился, сгорбившись, и вслепую, крест-накрест, вспарывал воздух ножом. Из его глотки вырывались монотонные отрывистые стоны:
– А. А. А.
Баллончик откатился к колесу. Когда Кира потянулась
Струя ударила прямиком в пасть Пахи, черную и здоровенную, как дупло дерева. Паха поперхнулся. Из пасти – Дракарис! – пыхнуло ядом, ошпарило порезы на пальцах. Перцовка не остановила задыхающегося Паху. Враг обрушился на Киру, и она успела лишь, поджав ногу, двинуть ему сапогом чуть ниже болтающейся пряжки расстегнутого ремня – крепко, от души.
Паха рухнул на колени, тиская лапами яйца. Бесполезный нож брякнулся на асфальт. Перекошенная физиономия Пахи очутилась прямо перед лицом Киры. Из мокрой пасти капала пена и разило жгучим. Глаза Киры затянуло слезами, поперек горла встал шершавый булыжник. Не раздумывая, она сцапала нож и всадила Пахе чуть повыше ключицы. По рукоятку. В ужасе отдернула руку.
– Су, – произнес Паха отчетливо. – Ка.
С каждым сказанным слогом рукоятка ножа шевелилась. Она была пластмассовой и красной. Сочетание, за ночь набившее оскомину.
– Су. Ка.
Паха откинулся назад, словно намереваясь разглядеть звезды за пепельной ватой облаков, и рухнул навзничь. Его ноги сгибались и выпрямлялись, как у сломанного робота. Из салона через открытую дверцу робко просачивался свет, и в нем насмешливо кривлялись тени.
«Это была самозащита!»
Правая нога Пахи согнулась в последний раз и застыла. Левой он пихал Киру в бедро, добавляя к пятнам подсохшей грязи на плаще свежие.
«Убийца. Су. Ка».
– Да пошел ты вон! – заорала она, срывая голос.
В ответ подошва Пахиной берцы мазнула ее по ягодице.
– Нет уж. – Кира неуклюже поднялась, цепляясь за багажник. – Нет уж, я не сяду из-за тебя, мудачина!
Скособоченная, как марионетка в руках паралитика, она заковыляла к месту водителя. Плюхнувшись за руль, поняла, что ключ остался у Пахи.
Со стоном разочарования и боли Кира вывалилась из машины. Опираясь на «камри», оставляя на стекле кровавую мазню, вернулась к месту схватки.
Дважды покойник лежал неподвижно, раскинув руки, точно для объятий. Из его рта вытекала кровь, густая и черная, собиралась у затылка. Казалось, будто голова медленно тонет в луже гудрона. Кира поползла к трупу на четвереньках, убежденная, что тот вцепится в нее, совсем как в ужастиках, которые они с Артемом порой смотрели.
Но ничего подобного не произошло. Она протолкнула руку в левый карман Пахиной куртки и выскребла оттуда горсть пылевых катышков. Пусто.
Враскорячку перешагнула через тело и в правом кармане нашла заскорузлый от соплей платок, скомканный чек и – ключ от «камри».
– «Су-ка»! – передразнила Кира, распрямляясь. Поясница надсадно ныла и, кажется, не собиралась затихать. – Еще какая, ты, козлина!!!
Пахины глаза, розовые и будто вываренные, повернулись в глазницах и выпучились на нее с немым вопросом.