Самая темная нота

Аларкон Нелия

Огни горят оранжевым светом на его загорелой коже, так что кажется, будто он купается в огне. Он поднимает мускулистую руку — кажется, что она поднимает больше, чем гитара на его спине, — и сжимает ремешок. Клянусь, моя душа сжимается вместе с ним.

Он ухмыляется, и у меня перехватывает дыхание от харизмы, которая не просит, а требует моего внимания. Все исчезают. Я вижу только его. Его темные глаза приковывают меня к месту. Жестокие и безжалостные.

Я чувствую каждый его шаг в мою сторону. Ритм его шагов отдается в пальцах

ног.

Он пугает меня своей удушающей силой. Я не знаю, откуда это исходит. Я знаю только, что если бы у плохих новостей было лицо, то это был бы этот парень.

Татуировки забираются под его плетеный кожаный браслет с золотыми бусинами и исчезают в поношенном рукаве рубашки.

От лохматых светлых волос до того, как легко обтягивающая рубашка облегает его грудные мышцы, — все говорит об опасности. Урон. Разрушение в теле греческой скульптуры.

Мое сердце начинает биться с нездоровой скоростью. Музыка в моей голове с визгом обрывается. У меня нет аккордовой прогрессии для него. У меня даже нет мелодии. Его слишком много. Он вытесняет все звуки, все мысли, пока не остается только он.

Я хочу отвернуться, но не могу отвести от него взгляд.

— Что ты делаешь?

Парень из клипборда вернулся. И голос у него раздраженный.

Бриз рядом с ним. Ее улыбка мечтательна, и я думаю, не завязались ли у нее отношения с тем парнем, которого она нацелила на сцену.

— Ты готова к этому? — Спрашивает моя лучшая подруга.

Я отвожу взгляд от The Kings и бесконечно благодарна Бриз за то, что она заметила их, когда я уже направлялась к пианино.

Я слышу ее взволнованные визги и понимаю, что парень из клипборда атакуют ее прихлопывания. Рука моей лучшей подруги превращается в доску для плавания, когда она радуется.

Пианино попадает в поле моего зрения, и я чувствую притяжение, как всегда. Подводное течение, похожее на то, которое я почувствовала, когда заметила того парня за кулисами, колеблет воздух вокруг меня. Только это притяжение не жестокое. Оно нежное. Теплая вода на обнаженной коже. Солнечный свет целует мою ладонь. Обволакивает. Шепчет, что я могу утонуть и мне это нравится.

Я изо всех сил старалась не поддаваться зову, особенно когда мама узнала, что я могу зарабатывать музыкой. Она превратила нечто прекрасное и драгоценное в нечто, запятнав его своими наркоманскими пальцами.

Но даже когда музыка казалась грязной, она все равно пела для меня. Она проникала под кожу и говорила мне, что я никогда не смогу убежать.

Я чувствую, как юбка развевается вокруг бедер, когда занимаю место за пианино. Это Штейнман, и я была бы сбита с толку, даже ошеломлена, если бы не знала, что это Redwood Prep. Конечно же, у них есть одно из самых дорогих акустических пианино, которое случайные ученики могут использовать для своего выступления в конце лета.

Я поднимаю крышку и провожу пальцами по сверкающим клавишам. От его веса у меня перехватывает дыхание. Я занималась на клавишах,

которую притащила из магазина. Эти клавиши звучали как умирающая игрушка, а ложе для клавиш было настолько дешевым, что при каждом прикосновении пружинило, как домкрат в ящике.

Сразу за занавесом диктор выкрикивает мое имя в толпу. Никто не хлопает. Даже из вежливости.

Они не знают меня.

Они не приветствуют меня.

Я делаю глубокий вдох и успокаиваю нервы. Это не имеет значения. Они никогда не узнают меня. Настоящую меня.

И в этом есть своя безопасность.

Я не Каденс Купер.

В этом рыжем парике и тяжелом макияже я смелее ее. Круче. И этой аудитории я не обязательно понравлюсь, но они будут меня уважать. Они будут слушать, что я скажу.

Занавес откидывается, и прожектор вспыхивает, целясь прямо мне в голову. Я чувствую тепло света и слышу шарканье тел, тесно сгрудившихся перед сценой.

Я не свожу глаз с рояля.

Первые несколько нот — это призрачная мелодия. Темная. Маслянистая. Они проносятся по залу, словно импы, выпущенные на свободу из самых темных глубин.

Я меняю октавы, увлекая публику в путешествие. Быстрее. Быстрее. Я бью по клавишам от всего сердца, отдаваясь моменту, потому что только так я умею играть.

А потом я делаю паузу.

Свет становится тусклым.

Из колонок льется новый, тяжелый ритм. Это трек, который я отдала звукооператорам. В музыке много басов и ударов. Хип-хоп по максимуму. Я накладываю на нее свою мелодию. Нити переплетаются, как влюбленные, которые противоположны во всех отношениях, но их беспомощно тянет друг к другу.

Толпа начинает оживать. Я слышу их далекие возгласы и удивленные вздохи откуда-то извне себя.

Я знала, что так будет. Я выбрала эту композицию, основываясь на данных. Именно эта песня собрала больше всего денег, когда я работала в парке.

Мои пальцы танцуют над двумя черными клавишами, пока я держу крещендо, доводя его до кульминации вместе с бэк-треком. Моя спина согнута над клавиатурой. Волосы лежат на лице.

Адреналин стучит в моих венах. Моя душа движется прямо по клавишам, танцуя в пламени и обдавая жаром все мое лицо.

Наконец, я ударяю по клавишам один раз. Дважды. Трижды.

Нота замирает, а затем лопается, как мыльный пузырь, оставляя после себя лишь тишину. Я убираю с лица рыжие пряди и встаю.

Кто-то начинает медленно аплодировать.

Они вспыхивают, как пламя.

Затем они проносятся по залу и перерастают в рев.

Богатые люди Redwood одобряют.

За ними следуют свистки. Рев лишает меня радости и оставляет на ее месте что-то неприятное. Стыд приходит быстро, пропитывая мою кожу. Неважно, сколько слоев одежды на мне. Я чувствую себя голой и уязвимой.

Бриз справа от меня, в крыльях. Она жестом приглашает меня подойти к ней. Парень из клипборда стоит позади нее и хлопает. На его лице написано впечатление.