Самая великолепная ночь
Шрифт:
Если бы брат не скончался – видимо, от передозировки, – Тарек сам бы его убил после прочтения дневников.
Потому что Малик не сломал его. А сделал только сильнее.
Воля Тарека закалилась, в этом не было сомнений. Но каждая капля крови, пролитая Маликом из вен брата, впиталась в местную землю. И привязала его, а не Малика, к местному народу.
– Не нравится мне все это, – признался Тарек.
В ту же секунду к нему подбежала служанка:
– Могу ли я вам чем-то
– Кофе, – проворчал Тарек. – И хлеб.
Служанка взглянула на него так, словно опасалась за его психическое состояние. Но, не сказав ни слова, кивнула и вышла за дверь. В обеденной остались только Тарек и Оливия. Так и не сев за стол, Тарек принялся расхаживать по залу.
– Ты ведь знаешь, что я не спал?
Голубые глаза Оливии округлились, светлые брови взметнулись.
– С чего вы взяли?
Тарек стиснул зубы. Может, он и не разбирается в женщинах, но умеет понимать интонации.
– Я знаю, что скрывается за твоей маской спокойствия. Ты знаток дипломатии, но иногда твой голос дрожит. А еще у тебя острый язык. И если ты держишь его за зубами, значит, тебе есть что скрывать.
Лицо Оливии как будто потемнело. И странное, приятное чувство разлилось по телу Тарека. Новое, незнакомое.
«Удовлетворение», – мысленно предположил он.
А почему бы и нет? Всю жизнь он терпел только лишения. Не это ли награда за внезапную победу?
Но что получил он вместе с ней?
Был хозяином себе, повелителем пустыни, а стал несчастным, страдающим бессонницей психопатом. Тарек ничто не презирал так, как чувство беспомощности. А ведь именно бесполезным он чувствовал себя каждую минуту после возвращения в стены дворца. Так нужна ли она – такая победа?
– Вы лунатили, – неожиданно смело сказала Оливия. – Ходили во сне. Голым. С мечом.
Что-то было в этих словах, от чего Тарек почувствовал жар в груди. Это снова случилось. Он опять делал то, о чем не помнил. Отсутствие самоконтроля. Тут есть о чем заволноваться.
– Я не помню, – резко ответил Тарек.
– Поэтому вы не отдохнули, – как ни в чем не бывало продолжала Оливия. – Может, все-таки присядете к столу?
– Мне некогда сидеть.
– Завтрак пойдет вам на пользу, – сказала Оливия и улыбнулась.
– Это было настолько смешно?
– Мы уже ссоримся, как муж и жена, – заметила Оливия. – Мой муж никогда со мной не завтракал. Он перекусывал чем-то жутко неполезным еще до того, как я вставала, и уходил работать.
– К любому образу жизни привыкаешь.
– Маркус любил свою страну. Но по утрам он все делал в спешке, потому что часто загуливал допоздна. – Оливия грустно выдохнула. – А потом весь день старался наверстать упущенное. Он был
– Я не так молод, но тоже не справляюсь один.
– Сколько вам лет?
– Тридцать. По-моему.
Легкое непонимание отразилось на лице Оливии.
– Вы не уверены?
– Я потерял ход времени, – признался Тарек. – Мне никто не готовил торты со свечами.
Оливия нахмурилась. И Тареку показалось, что его слова расстроили ее уж слишком сильно.
– Никто? – переспросила она.
– Если кто-то и готовил, то это было в далеком детстве.
Когда были живы родители. Но воспоминания Тарека не уходили в такое далекое прошлое. Иногда… лишь иногда он вспоминал лицо отца. Такое серьезное. И честное. Он что-то говорил, но слов было не разобрать.
Хотя Тарек и не пытался.
– А мне всегда пекли торт в день рождения, – сказала Оливия. – Но мне редко было с кем его разделить. Лишь повзрослев, я стала выезжать куда-то с друзьями. И да, мне двадцать шесть лет, если вам интересно.
– Нисколько.
Тарек ответил честно. Если что-то и интересовало его в Оливии, то уж точно не возраст.
– Это нормально для человека, который и свой-то возраст не помнит, – подметила Оливия. – Сколько лет вы прожили в пустыне?
– Пятнадцать. Периодически я приходил во дворец, разговаривал с братом. Но редко оставался здесь даже на ночь.
Неожиданно Тарек поймал себя на мысли, что как будто начал сильнее любить мир. Теперь, когда в нем не было Малика.
– Сегодня с вами легче общаться, – призналась Оливия.
– Мне приятней жить совсем без общения.
– Скучаете по одиночеству?
Тарек нахмурился:
– Нет.
– Этой ночью вам что-то снилось?
Он попытался вспомнить, но разум снова окутал туман.
– Это был не сон. Что-то другое. Меня разбудило нечто.
Тарек знал, что это была боль. Боль воспоминаний. Но говорить об этом вслух не стоит.
Дверь зала открылась, и вошла служанка с дымящимся кофейником и корзинкой булочек.
– Может, хоть сейчас присядете? – предложила Оливия.
И в этот момент пришло озарение. Тарек вдруг понял, что удивляло его в Оливии.
– Ты меня не боишься? – спросил он, отодвигая кресло от стола.
Он сел там, где служанка поставила кофейник и сейчас наливала ему чашку кофе.
– Ночью я испугалась, – призналась Оливия. – Потому что вы были с мечом.
Резкая, жгучая боль пронзила грудь Тарека.
– Я не сделал тебе больно?
– А вас бы огорчило, если бы сделали?
Его не смутил этот вопрос.
– Я серьезно отношусь к защите женщин и детей.