Самодержавие в истории России
Шрифт:
Политика централизации не означала, что Иван пытался учредить органы централизованного управления, подконтрольные центральному правительству и бюрократии: для этого недоставало грамотных кадров, а также правовых основ, необходимых для их подготовки. Эта политика, полагает автор, заключалась в «повсеместном насаждении представления о едином высшем и безоговорочном законодательном авторитете, наделяющем своих агентов функциями отправления правосудия, сбора поступлений и обороны, часто с использованием системы поруки» (с. 500). В этом собирании земель Иван был более удачлив, чем многие его современники в Европе. В России был один свод законов (Судебник 1550 г.), общая денежная единица, одна вера, единый набор мер и весов и общее военное командование. За 34 года царствования Ивану удалось в несколько раз расширить территорию, принадлежащую России, присоединив Казань и Астрахань и отодвинув границы заселенных и защищенных земель на юге. После присоединения Ерма-ком Сибирского ханства государство взяло в свои
За 27 лет почти непрерывных войн русское войско подверглось реформированию, а его снабжение постоянно улучшалось, хотя это стоило напряжения сил всего населения. Автор отмечает быстрое разрастание сети укрепленных городов и крепостей, составивших обустроенные рубежи обороны от разбойничьих набегов крымцев. Однако для оплаты войн, опричнины, строительства укреплений на юге требовались немалые средства, и поборы росли. Посошные сборы на мирные цели в период с 1505 по 1584 г. выросли в денежном выражении с 2,16 до 6 руб., а на военные цели еще более. Известно, что вступив на престол, царь застал центральные и северо-восточные области России в цветущем состоянии, а оставил их в последние годы правления на грани полного разорения (с. 502). Причинами этого наряду с бедствиями обычными (войны, стихийные бедствия, голод и мор, крымские набеги, поборы) были и нововведения: рост поместной системы, лишавшей крестьян земли, изменение системы оплаты службы помещиков, переведенных с государственного жалования на самостоятельную эксплуатацию земель, обязанность выставлять вооруженных конных холопов на военную службу и опричное разорение. Все это за 25 лет довело страну до крайности, так что у нее не было ни людей, ни средств для продолжения Ливонской войны. Количество заброшенных хозяйств достигало в ряде случаев 90%. Жители бежали на Север, на восток, в Сибирь, на юг. Уделом оставшихся было закрепощение.
Произвол и жестокость царствования Ивана в сочетании с разрушительной практикой опричнины могли только отдалить торжество государственной идеи и государственных учреждений. Поскольку Иван олицетворял государство, существование независимых политических или общественных учреждений было исключено. В этом отношении абсолютная власть царей отличалась от абсолютной власти западных правителей, так как монарх в католической Европе был связан законами, ограничивавшими его сферу действия, поэтому там могли зарождаться независимые институты.
И. де Мадариага, касаясь вопроса о таком учреждении как земский собор, адресует российским историкам упрек во внесении путаницы в вопрос о наличии в России XVI в. политических институтов. Дело в том, считает историк, что они используют понятия, не совсем соответствующие тем социальным явлениям, которые пытаются описать. Так, нередко говорится (Р.Г. Скрынников и др.) о существовании в России XVI столетия «аристократических корпораций»; можно подумать, продолжает И. де Мадариага, что речь идет об ассоциациях, координировавших действия юридически оформленных структур. В России таких организаций не было, поэтому они и не могли быть представленными в политических учреждениях. Земский собор не был избирательным органом и созывался от случая к случаю, пока перед страной не встала проблема пресечения династии, в связи с чем возникла необходимость выработки политической процедуры, чтобы узаконить порядок престолонаследия. Последняя оказалась пригодной, чтобы в условиях Смутного времени обеспечить прецедент для деятельности будущего Собора 1613 г. Столь же ошибочно считать представительным учреждением Боярскую думу (ее даже называли парламентом), поскольку ее задачей было не представительство интересов сословий, а рекомендации царю.
Царствование Ивана было периодом политического экспериментирования в России. Вначале царь пытался найти средства политического диалога с народом, созывая по тем или иным поводам разного рода совещания, то подражающие церковным соборам, то восходящие к вечевым традициям. Некоторые административные и юридические полномочия были передоверены представителям провинциальной элиты. Эпоха экспериментов закончилась опричниной и деспотизмом. Таким образом, правление Ивана помешало развитию политических учреждений в России и затормозило их рост. Способ проведения внешней политики также тормозил вступление России на равных в систему европейских государств. Неприятие умственных и духовных достижений эпохи Ренессанса и Реформации, отказ от изучения латыни и европейских языков ставили проведение международных переговоров в зависимость от посредников. Правда, наличие переводчиков с немецкого облегчало взаимоотношения со Священной Римской империей, что отчасти сближало ее с европейской культурой. В качестве наследия времен Византии сохранялись контакты с Востоком и татарским миром, а также с Османской империей и Балканами. Центральным вопросом внешней политики Ивана было признание его царского титула, причем его понимание было ограниченным и ориентированным на Запад, на обретение равного с западным императором статуса и не подразумевало главенства над другими народами. Это чисто династическое понимание, основанное на переходе власти по наследству, Иван использовал как доказательство принадлежности ему Ливонии как части вотчины, унаследованной от Рюрика, который,
Долгие годы упорного противостояния на Балтике, с 1558 по 1582 г., и террор, свирепствовавший внутри страны, отняли у России духовную и умственную энергию, необходимую для широкого взаимодействия с развивающейся западной культурой и технологией. Последним ударом, который Иван нанес стране, было разрушение династии, причем в эпоху, когда династическая преемственность была главным залогом стабильности и благополучия страны. В результате устранения его двоюродного брата Владимира и случайного убийства своего бездетного старшего сына на престол вступил младший сын Федор, что несколько отсрочило катастрофу, но после того, как он умер бездетным, в 1598 г. впервые состоялось избрание нового царя. Вместе с выборным царем на арене появились самозванцы.
Обращаясь к вопросам менталитета, автор поднимает трудный вопрос о причинах кровожадности Ивана и о причинах народного долготерпения. Многочисленные послания царя, наставления, записанные речи дают богатый материал для анализа, который не следует воспринимать некритически. Почти не вызывает сомнения то, что сам царь не записывал их, а диктовал (что было в обычае той эпохи). Склад ума, выражения, набор пространных цитат из Библии и др. церковных источников убеждают, что это «не подделки XVII в.». Основополагающим в понимании Иваном его роли как царя является представление о том, что на нем лежит забота о вечном спасении рода, за которое он должен ответить в Судный день, по-русски именуемый более впечатляюще Страшным судом. Именно эта сторона деятельности царя волновала народ, который был склонен воспринимать царский суд как суд Божий. Соответственно опричнину И. де Мадариага считает уже «не средством проведения определенной политики (например, централизации) и борьбы против чего-то и кого-то; она была средством борьбы за что-то. Царь претендовал не столько на лавры военачальника, сколько на роль духовного лидера, соединявшего в себе божественное и человеческое начала, что позволяло ему с помощью божественного насилия заниматься очищением мира от греха» (с. 511). Такого рода самоотождествление Ивана с идеей священного насилия способствовало укоренению в нем веры в очистительную силу его жестокости, необходимой для избавления от греха самого царя и его народа. Твердое убеждение Ивана в том, что на него Богом возложен долг награждать и наказывать своих подданных, заставляло и их воспринимать покорность Богом избранному царю как святую обязанность и относиться к его приговорам как к приговорам Страшного суда.
Однако власть царя не была божественной и его жестокость была бессмысленной. Завершается книга монументальным библейским образом: Мадариага видит в Грозном Люцифера, мятежного Ангела, возжаждавшего стать Богом и свергнутого с небес, – точка зрения, восходящая к князю Курбскому и дьяку Ивану Тимофееву.
Вопросы истории российского самодержавия в польской историографии
(Сводный реферат)
Статья профессора Ягеллонского университета в Кракове д-ра К. Хойницкой (1), написанная на основе опубликованных официальных документов, писем и разноязычной историографии, посвящена значению царского титула в московской политической доктрине времен Ивана Грозного.
В 1547 г. великий князь Иван Васильевич был венчан на царство митрополитом Макарием в Успенском соборе Московского Кремля. По мнению автора, этот факт ознаменовал «появление на политической карте Европы новой существенной силы – Российской империи» (1, с. 117). Основной задачей последней было получение международного признания, но она столкнулась с рядом внешнеполитических трудностей. Так, например, правители польских и литовских земель из династии Ягеллонов были против принятия московскими князьями царского титула. Появление новой империи, с одной стороны, могло пошатнуть европейский порядок, с другой стороны, оживляло давний спор о том, есть ли в мире место для двух христианских императоров. Москва не желала быть наследницей Византии. Иван Грозный стремился к полноценному партнерству с западными правителями, но в то же время хотел занять в их рядах «особенную позицию» (1, с. 117). С этой точки зрения принятие Иваном IV титула царя вызвало непонимание Запада. Царский титул считался тогда русским аналогом титула «император», а также «указывал на особые культурные связи» (там же).