Самое лучшее случается неожиданно

Бажанов Олег Иванович

Вера Орлова совсем не подходила на эту роль. Она являлась той единственной, ради которой я был готов на всё. За пять неполных лет она поистине стала стимулом моей мужской сути. Из циника я постепенно превращался в романтика, из равнодушного внутреннего ленивца - в того, кто жаждет подвигов. И я ценил это превращение. Ведь так приятно чувствовать себя героем. Или хотя бы пытаться быть им. И так хорошо иметь цель, и интересно добиваться её! Пусть даже цель изводит меня отказами, намёками лишь на далёкую неясную возможность, этим самым подбадривая на следующие подвиги. В общем, Вера Сергеевна Орлова являлась для меня этакой небесной богиней, которая превращает внутреннее "я" мужчины в вечный двигатель.

Она не позвонила на следующий день. И на следующий. Меня это задело. Я любил играть с женщинами, но не любил, когда играли со мной. Но женская стратегия сработала, я всё больше привязывался к ней и никак не мог выкинуть её образ из головы и из сердца, где он обжился, как у себя дома. Я пытался представить, как при следующей встрече сделаю вид, что не заметил Орлову, но, теряясь в догадках, всё сводил к тому, что она с кем-то другим проводит ночь и встречает рассвет в чужих объятиях. Меня это злило, как неопытного подростка, а неприятное щемящее чувство ревности разъедало мой тусклый покой. Да, я ревновал. Нет, она не делала ничего предосудительного или пошлого, - даже представить, что эта изящная женщина способна на что-то пошлое, не получалось. И именно это мучило меня сильнее всего.

Не выспавшийся и обессиленный, на третье утро после нашей вечерней прогулки, я вышел на работу пораньше и стоял возле входа в офис, поглядывая на часы, в надежде, что Орлова придёт в обычное время. Стрелка уже отсчитала лишних пять минут, а её всё не было. Торчать у входа дальше становилось неприличным, и я поднялся к себе на этаж.

Там я никак не мог привести мысли в порядок. Работа не лезла в голову, всё валилось из рук. Каким неуклюжим становится человек, когда любит! Как быстро слетает с него шелуха самоуверенности, и каким одиноким и ненужным он кажется себе. Весь мой хвалёный опыт общения с женщинами рассеялся, как дым, и я чувствовал себя очень неуверенно. Где Вера? Что с ней? Неизвестность давила.

Я понимал, что такие женщины, как Орлова, не выходят замуж за таких неудачников, как я. Разве её красивые ноги должны топтать грязь подъездов и коммуналок? Они достойны лимузинов или "Феррари", но никак уж не трамваев или метро. Но я не мог не думать о ней.

С самого утра в моей голове крутился только её образ, это раздражало, но страх перед встречей с Орловой стал исчезать.

Во время обеденного перерыва я поднялся в её приёмную. Секретаря, как я и предполагал, на месте не оказалось. А что, если и Веры Сергеевны нет в кабинете? А если она там, что тогда делать? Больше всего на свете мне хотелось сейчас, чтобы её не стало вовсе... но я знал, что, исчезни она из моей жизни, я каждый день буду безнадёжно всё глубже тонуть в серой пыли будничного существования и потихоньку сходить с ума от недостатка света и душевного удушья.

Без стука, с нервным трепетом в груди я открыл двойную дверь с табличкой "Заместитель генерального директора Орлова В. С.". Вера Сергеевна сидела за столом с чашкой кофе и просматривала какие-то бумаги. Бросив на меня короткий взгляд, она поинтересовалась:

– Что вам, Виктор Иванович?

Растерявшись совсем, я несколько секунд стоял на пороге. Она упорно не смотрела на меня, не поднимая взгляда от бумаг. Это придало мне сил.

– Я хотел сказать...
– мой голос сел, в горле ощущалась сухость, будто я не пил воды уже несколько дней, но, сделав над собой усилие, я всё-таки смог продолжить: - Хотел сказать... что вы очень красивы, Вера Сергеевна!

Дверь закрылась за мной до того, как она подняла глаза. Количество адреналина, которое выбросил мой мозг в организм, наверное, было равно выбросу адреналина, как во время прыжка с парашютом. Со счастливой улыбкой на лице, словно на крыльях я летел в свой отдел: "Всё в порядке! Она жива-здорова!"...

Перед тем, как открыть дверь с табличкой "Плановый отдел" я с трудом натянул на физиономию маску равнодушия. Надо сказать, что мне это стоило

очень больших усилий.

Так уж повелось в обществе, что мужчина не должен показывать своих чувств. Он должен выглядеть сильным, напористым и активным, добиваться власти и престижа. Проявления сентиментальности - это удел женщины. Но, несмотря на надетую в повседневной жизни маску, мужчина, не в меньшей степени, чем женщина, нуждается в нежности. Ведь, по сути, нежность - это упоение от сладостного погружения в чувства. Разве может хоть один, даже самый сильный и смелый человек, сказать, что ему это не нужно. Мужчины в своём потаённом стремлении к нежности боятся лишиться в глазах окружающих своей брутальности, но в душе-то они понимают, что это не аргумент для отказа от чувств, - истинная смелость заключается в том, чтобы не бояться проявлять их. Понимают и боятся. Лишь решительным сильным людям дано испытать настоящие чувства. Ведь поступки с проявлениями нежности друг к другу умножают силу отношений и делают людей счастливыми.

Многие мужчины проявляют нежность лишь при побуждении к сексу. Но для женщины нежность, не требующая последствий, намного ценнее нежности-прелюдии к интимной близости. И ведь не кто иной, как сама женщина, не сможет научить мужчину и разрешить ему проявлять нежность без повода! А мужчине это действительно необходимо!

Я мечтал о том дне, когда Вера Сергеевна позволит мне сказать ей самые нежные, ласковые, ни к чему не обязывающие её слова. Позволит и примет их.

Вечером мы с друзьями взяли пива и пошли в сауну. Друзья - это всё те же Колька Подружный и Мишка Дергунов. За время, прошедшее после окончания института, Подружный круто поднялся по карьерной лестнице - теперь он работал на должности начальника отдела реализации, - самого большого отдела нашего офиса, и в подчинении имел полсотни сотрудников, включая менеджеров всех уровней. Надо сказать, что ответственности Колька не боялся никогда. А мы с Мишкой Дергуновым продолжали нести свою трудовую вахту на рядовых должностях в плановом отделе.

– Жизнь, старики, это паломничество к смерти, - философствовал, словно декламировал стихи, Подружный, наполняя прозрачные бокалы янтарным пивом.
– С самого момента рождения мы идём к смерти. И величайшее несчастье человечества состоит в том, что оно противится ей. Тем самым утрачивая великое таинство смерти. Страшась её, мы утрачиваем и смысл самой жизни, ведь жизнь и смерть - одно целое. Путешествие и цель неотделимы друг от друга, - он поднял бокал и улыбнулся.
– За яркую смелую жизнь и такую же смерть!

– Лучше за счастливую и богатую жизнь!
– поднял бокал Мишка Дергунов.

– За нас, живых и здоровых!
– поднёс свой бокал к бокалам друзей я.

Мы одновременно выпили за прозвучавший экспромтом тост.

– Человек не может находиться в состоянии счастья постоянно, - поставив наполовину опустошённый бокал на дубовый стол, продолжил начатую тему Подружный.
– Например, вот ты приобрёл новую машину или встретил новую женщину. Счастье? Да. Но это короткий период, максимум полтора-два года. Потом эйфория рассасывается. Для нового всплеска нужен новый толчок извне, новая причина. Но тут ещё вопрос: способен ли ты увидеть эти причины? Да и захочешь ли?

– Кстати, о женщинах!
– воскликнул, припомнив что-то важное, Мишка и посмотрел на меня.
– Весь офис гудит о твоих отношениях с Орловой. До сих пор обсуждают, как ты флиртовал с ней на её Дне рождения. Это правда?

– Да вы что, мужики!
– как можно натуральнее рассмеялся я.
– Кто - я, и кто - Орлова! Ну, потанцевали и всё. Сразу - отношения...

– Не скромничай!
– подмигнул Дергунову Подружный и посмотрел на меня.
– Юрист говорил, что девчонки из бухгалтерии видели, как ты третьего дня Орлову вечером домой провожал. Ещё юрист сказал, что она даже машину служебную не взяла.