Самолет подбит над целью
Шрифт:
Эти мысли, сменяя одна другую, быстро проносились в голове. Приняв твердое решение лететь завтра вместе с товарищами, он спросил, всматриваясь в лица летчиков:
– Ребята, верите мне, что случайно поранил руку?
– Конечно, верим!
– ответили Семенюк и Архипов.
– А могут найтись такие, которые не поверят. Но сейчас не о них разговор. Я должен, понимаете, должен лететь на задание. А для этого надо, чтобы никто, кроме вас, не узнал о простреленной руке. Поэтому и врача незачем вызывать, - пояснил Карлов.
– Понятно?
Летчики молчали.
Карлов
– Если любите меня, если уважаете своего командира, то молчите.
– Да как же вы завтра полетите?
– недоумевал Архипов.
– За ручку управления самолетом всегда держись правой рукой. А с двумя тысячами лошадиных сил левая справится и с небольшой дырочкой, - пытаясь шутить, ответил Карлов.
– А теперь смойте кто-нибудь кровь с пола и отоприте дверь. Спокойной ночи!
– Он осторожно разделся и, забравшись на нары, укрылся с головой.
У двери стояло ведро с питьевой водой. Архипов, полевая водой пол, смыл кровяное пятно. Семенюк открыл форточку. Постепенно выветривался запах пороха, комната принимала прежний вид. Разговор не клеился. Карлов ворочался под одеялом.
Неожиданно раскрылась дверь, и в комнату вошел майор Голубев заместитель командира по политчасти. Его невысокую фигуру обтягивал кожаный коричневый реглан, туго перетянутый поясом, из-под нахлобученной на лоб ушанки смотрели внимательные глаза.
– Добрый вечер! Чем занимаемся?
– спросил он и, подойдя к столу, сел на скамейку.
– Да вот Архипов два мата кряду получил. Совсем не умеет играть в шахматы, - сказал Семенюк, выжимая из себя улыбку.
– А Карлов где?.. Спит, - сам ответил на свой вопрос Голубев и посмотрел на то место, где всегда спал комэск.
– Правильно делает. Через несколько часов у него сложнейший боевой вылет.
В сенях послышался топот, вновь отворилась дверь, и в общежитие гурьбой ввалились вернувшиеся из столовой, летчики. Судя по тому, как резко, на полуслове, оборвались их шутки и реплики, присутствие майора Голубева явилось для них неожиданностью. Они молча присаживались на краешек нар, на табуреты и, стягивая с себя унты и комбинезоны, вопросительно поглядывали на Семенюка и Архипова.
– Ну что смолкли?
– первым прервал неловкое молчание Голубев.
– Я вот пришел сказать вам, что старший лейтенант Ольховенко за сегодняшний воздушный бой, за четыре сбитых "юнкерса", награжден орденом Отечественной войны первой степени.
– Вот это правильно! А как он себя чувствует, товарищ майор?
– спросил кто-то.
– Пока еще неважно, но в полном сознании. Я был у него сейчас в госпитале. Врачи говорят - будет летать.
– Молодец Ольховенко - вырвалось у Архипова.
– Ну я пойду, - поднялся майор Голубев.
– Нужно на аэродром к механикам наведаться, посмотреть, как самолеты готовят к вылету. Отдыхайте.
– Он попрощался с каждым и вышел, довольный хорошим настроением людей. Вскоре все обитатели общежития улеглись спать.
Глава вторая
Звезды еще горели в небе, когда семь летчиков группы капитана Бахтина выстроились на аэродроме у командного пункта, Командир полка давал последние
– И запомните, - наставлял он, - никаких разговоров по радио. Весь полет выполняйте молча. Тогда ваш удар будет неожиданным для противника. Вопросы есть?
– и так как вопросов не было, выждав немного, он обратился к Бахтину: - Ведущий, что вы скажете?
Капитан Бахтин вышел из строя и повернулся к товарищам:
– Ну что ж, друзья! Сделаем не меньше трех заходов на цель. Ударим так, чтобы небу жарко стало. В случае сильного огня зенитной артиллерии замыкающие боевой порядок старший лейтенант Мордовцев и лейтенант Карлов подавляют зенитные батареи.
– У меня все, товарищ командир, - доложил он Емельянову.
– Ну, коли все... Доктор!
Худенькая, среднего роста женщина - капитан медицинской службы подошла к летчикам.
– Больные есть?
– спросила она.
Все молчали. Стоявший рядом со строем Павлик Архипов хотел было что-то сказать и уже сделал шаг по направлению к Емельянову, но Семенюк схватил его за руку. Увидев укоризненный взгляд товарища, Архипов остановился и опустил глаза.
На всех были кожаные меховые перчатки, поэтому командир полка не мог видеть перевязанную руку лейтенанта Карлова.
– По самолетам!
– подал он команду.
Сержант Семенюк пошел проводить командира эскадрильи. Он помог Карлову забраться на крыло, помог надеть и пристегнуть парашют.
– Очень больно руку?
– спросил он, когда Карлов уселся в кабине штурмовика.
– Нет, печет немного.
– Ну, счастливо, товарищ командир.
– И Семенюк спрыгнул с крыла на землю.
В восточной части неба погасли звезды и небольшие проблески света чуть обозначили горизонт, подернутый морозной дымкой.
От командного пункта с шипением взвилась белая ракета. На фоне сверкающего снега высветила людей, самолеты, бензозаправщики. Но вот ракета, оставляя в воздухе искрящийся хвост, ударилась о землю, подпрыгнула и, разбросав сноп искр, погасла. В наступившей темноте послышалось громкое чихание запускаемых моторов. Через минуту аэродром наполнился неумолкаемым ревом. Повизгивая тормозами, самолеты порулили на старт.
У самой земли поплыли белые, красные и зеленые светлячки бортовых лампочек. Взвилась вторая ракета - и сразу же тут и там вспыхнули красные языки небольших костров.
Пока подрулили к старту, из одиннадцати костров уже обозначилась длинная прямая линия, по которой летчики группы Бахтина должны были выдерживать направление на взлете. Самолетов не было видно. Лишь яркие синеватые вспышки пламени из выхлопных патрубков да бортовые огни позволяли угадывать их силуэты.
Рев моторов резко усилился. Те, кто стоял у командного пункта, увидели, как сорвался с места и ринулся в непроглядную тьму первый самолет. Вот он отделился от земли, удаляясь, начал набирать высоту. За ним второй, третий... и вскоре аэродром затих. Лишь в воздухе слышался рокот моторов. Через несколько минут над землянкой командного пункта в утренних сумерках плотным строем проплыли семь штурмовиков и растаяли в темном небе.