Самосожжение
Шрифт:
Это маленькое существо являлось большим оптимистом.
Адамчик возился со своими игрушками как ни в чем не бывало, пока папа, мама и старший брат вели на кухне смертельные бои, хотя и местного, как принято говорить, значения.
Случалось, что против папы выступали сразу двое - мама и старший брат.
Разумеется, Адамчик еще не мог взять в толк, что мама и старший брат объединились как новоявленные реформисты, для которых папа был вроде средневекового инквизитора.
Адамчик видел
И хотя Адамчик всех любил одинаково - что маму, что папу, что брата, - он точно знал, кого ему защищать.
Для приличия он еще выжидал немного, чтобы не навлечь на себя гонений со стороны мамы и брата, а потом как бы в сердцах бросал на паркет наиболее тяжелую игрушку и объявлял:
– Ну хватит вам собачиться!
Эти интересные слова какой-то тети он слышал однажды в универсаме, когда стоял с мамой в очереди. Адамчика поразило тогда, что ни одной собаки не было в магазине, а женщины в очереди перестали кричать друг на друга.
Как ни удивительно, однако и папа, и мама, и братка, стойло Адамчику так сказать, умолкали сразу же, хотя собаки у них в квартире тоже не было.
Адамчик не обращал никакого внимания на то, как они все моментально столбенели - вот тоже интересное слово, которое Адамчик где-то услышал, - и он подходил к папе, наиболее, видимо, раненному, хотя и без крови пока что, и смотрел на него снизу вверх, и ждал, когда папа возьмет его на руки и крепко прижмет к себе, и, притихнув, переждав минуту-другую, Адамчик отстранялся от папы, смотрел ему в лицо как бы изучающе и говорил вполне искренне:
– Ты хорошо сегодня выглядишь.
Первый раз папа чуть не заплакал, но сдержался, и теперь он все время отвечал Адамчику, стараясь при этом улыбаться:
– Ты тоже хорошо сегодня выглядишь.
Тревожные восьмидесятые...
Президент Рейган и его администрация тратят миллиарды долларов на приготовления к войне с коммунистами.
Лучше бы Рейган тратил эти деньги на борьбу с бездуховностью.
Все началось с войны...
Эту фразу, представьте себе, произнес и Адамчик, сын Адама!
Информация достоверная.
Сам Адам рассказал об этом Гею во время встречи в Домжуре, когда подавали жюльены.
– И что же ты ему ответил?
– поинтересовался Гей на плохом английском.
– Я сначала решил уточнить с глубоко научной точностью, - сказал Адам на плохом русском, - что именно имеет в виду юный оппонент, когда утверждает, что оно, это нечто, уже началось.
Гей проглотил шампиньон и уставился на Адама:
– Ну, так и что же он тебе ответил?
– Пожалуйста, не перебивай!
– взмолился Адам.
– Национальная черта, пардон...
– Адамчик в это время
– Для чего он использовал странички рукописи моей диссертации, как раз те самые, где я размышлял об этом: с чего же все началось...
– Но при чем здесь собака?
– Помолчи же, бога ради!
– взмолился Адам и, улыбнувшись, продолжал: Адамчик мне объяснил, что, по его мнению, началось то, что мы начали собачиться...
– Ну а ты ему что в ответ?
Адам пожал плечами.
– Ну а он тебе что?
– распирало Гея любопытство.
– Адамчик сказал еще, что это бы не началось, если бы мы просто жил и... Надо просто жить, а не собачиться, пояснил мне Адамчик свою мысль. И вдруг добавил...
– Что, что добавил?
– перебил Гей.
– Он добавил как бы голосом одного моего знакомого, крупного босса...
– Ну, ну, ну?!
– Адамчик сказал не своим голосом:
ВОТ И ВСЯ ДИАЛЕКТИКА.
Гей чувствовал, что коченеет от холода.
– Адам сказал тогда, в Москве, - произнес он, стуча зубами, - что временами ему хотелось сжечь себя...
– В знак протеста против гонки ядерных вооружений?
– спросила Алина.
Ей было, казалось, не холодно и не жарко.
– Нет, - Гей покачал головой.
– До этих высот он еще не поднялся тогда. Ему хотелось сжечь себя в знак протеста против явления не менее опасного...
– Против так называемой внутривидовой борьбы, которая полыхает в иных семьях?
– Да!
Контакт был редчайший.
– И тем не менее должна заявить как женщина, - сказала Алина не без торжественности, - что именно любовь спасет мир!
И вдруг они увидели, что внизу, на тропе, метрах в двухстах, возникла какая-то группа.
Люди шли гуськом. Их было довольно много. Они шли к розовеющей вершине.
– Не понимаю...
– промолвил Гей ошарашенно.
– Что это такое?!
– Групповое восхождение к истине, - Алина, казалось, была невозмутима.
– Неужели Мээн все-таки повел их?!
– Между прочим, - сказала Алина, - двоих я не знаю.
– Двоих?
– Да. Тех самых, которых мы видели несколько минут назад. Из них одна женщина.
Гей сжался.
– Зато я, кажется, знаю одну из фигур...
– произнес он.
– Это Алина.
– А я знаю другую фигуру, - усмехнулась Алина.
– Это Гей.
– Диалектика жизни...
– пробормотал Гей. Его бил озноб.
– У меня к вам просьба... Вы идите вперед, - он кивнул в сторону вершины.
– Теперь уже недалеко, и здесь не так трудно идти. Пожалуйста, отнесите туда, на вершину, эту Красную Папку...