Самостоятельные люди

Фомина Марта Петровна

Это Егору не понравилось, и он решил показать, что и они с Юлькой не лыком шиты.

— А у нас отец — сталевар!

На Колюню это не произвело никакого впечатления.

— А у нас — комбайнер! Комбайн всё умеет! — И Колюня пропел: «Комбайн косит и молотит…» Знаешь такую песню?

Егор эту песню знал, но ему стало не легче, даже показалось, что Колюня чем-то обидел отца.

— Из стали все на свете варят, и твой комбайн тоже! — крикнул он.

— Подумаешь, варят! Вот Олюня тоже умеет варить!

Такого оскорбления

Егор уже не мог вынести. Он подскочил к Колюне и надавал ему хороших тумаков. Но и Колюня был не из пугливых. Он так боднул Егора в живот, что тот охнул и заорал благим матом. От испуга Юлька и Олюня тоже заревели. На крик прибежала бабушка, такая старенькая, что лицо её казалось сотканным из морщинок.

— Колюня, Олюня! — набросилась она на внуков. — Да как вам не совестно? Ах вы, гуси лапчатые, пустопорожние головы, петушиные гребешки, кто же так гостей привечает?

Никогда ещё Егор и Юлька не слышали таких интересных ругательств. Колюня голову опустил, устыдился. Узнала бабушка, из-за чего драка, и опять начала интересно ругаться. На этот раз попало и Егору с Юлькой:

— Ах вы, поросячьи хвосты, нашли из-за чего спорить! Все должности — важные! Вот я — сторожиха, за порядком в школе слежу. А дочь — доярка; без молочка не проживёшь.

— А без одежды, которую моя мама шьёт, тоже не проживёшь, — сказала Юлька.

— Вот и выходит, что зряшный у вас был спор. Пойдёмте-ка, я вас молочком напою.

Бабушка повела ребят в учительскую и дала каждому по кружке молока и по куску пшеничного хлеба с мёдом.

Юлька ела и облизывалась — такого вкусного молока ей ещё не приходилось нить. А бабушка всё подливала в кружку да приговаривала:

— Кушайте на здоровье. Молочко парное, только что от коровки. Сразу сил прибавится, будете мне по хозяйству помогать. Ты, Егор, умеешь хозяйствовать?

— Ещё бы, на мне дома всё хозяйство держится! — с важностью ответил Егор.

— А ты, Юля?

— А я посуду мою, пол подметаю и до пяти считаю.

— Вот и дело, — сказала бабушка. — Егор с Колюней гвозди приколотят, я с Олюней — грядки выполю, а ты цыплят постережёшь, которых мне колхоз подарил. Считай свои пальцы — по пять на каждой руке; сколько пальцев, столько и цыплят.

Отправился Егор гвозди приколачивать для занавесок. Ведь скоро учебный год начнётся!

Колюня легко вгонял молотком гвоздь в стену, оставалась только шляпка на короткой ножке — как раз столько, сколько надо, чтоб верёвочку для занавески привязать. А у Егора дело не ладилось: то гвоздь в крючок согнётся, то уйдёт в стену по самую шляпку, то молоток вместо гвоздя больно по пальцу ударит. Но Егор не оставлял дела, пока не вбил в стену два гвоздя по всем правилам. Даже Колюня его похвалил. Хотел Егор вбить третий, как вдруг с улицы донёсся дикий рёв. Егор сразу узнал голос сестры и бросился на выручку.

Из огорода прибежали бабушка с Олюней. Все четверо обступили Юльку,

стали её успокаивать. А Юлька плачет-заливается! Может, цыплёнок пропал? Посчитали — ровно десять. Клюют себе пшенную кашу, не обращают на Юльку никакого внимания. Наконец Юлька сквозь плач выдавила:

— Цыплята никак не считаются! У меня на руках пальцев больше, чем полагается!

Посчитали Юлькины пальцы — нет, всё в порядке, ровно десять. Один к одному!

А Юлька не верит.

— Тогда сама посчитай! — говорит ей бабушка.

Стала Юлька считать:

— Раз, два, три… пять… Раз, два, три… пять…

Вот в чем дело: цифру «четыре» забыла!

Пока во всём разобрались, пока работу закончили, солнце высоко поднялось.

— Снесите-ка молочка старшим ребятам в поле! — сказала бабушка. — Сами попили, надо и о других позаботиться. Поди умаялись в поле, сердешные!

Бидончик с молоком был тяжёлый и оттягивал руку.

Ребята несли его по очереди. Сильно припекало. Колюня сорвал четыре лопуха, они, как зонтики, защищали от солнца. Рожь в поле выросла высокая, выше головы. Колосья шуршали, будто друг с другом разговаривали. А в глубине поля кто-то неумолчно стрекотал.

— Кто это? — спросил Егор.

— Кузнечики. Их тут видимо-невидимо.

И правда, один большой кузнечик выскочил на дорогу, сверкнул на солнце длинными голенастыми ногами и опять ускакал в рожь.

Вдруг стрекот стал громче, громче.

— А что это за кузнечик? — спросила Юлька. — Наверно, он совсем большой, раз так громко стрекочет.

Колюня засмеялся:

— Это не кузнечик, это папкин комбайн.

Вышли они на пригорок и увидели громадную машину. Машина подгибала под себя колосья, вытряхивала мякину, а зерно ссыпала в кузов грузовика, который медленно катился по голому полю рядом с громадной машиной.

Это и был комбайн.

— Па-па-а! — хором закричали Подсолнушки.

Комбайнер на рулевой площадке помахал им рукой и тоже что-то крикнул, но за шумом так и не удалось разобрать слов.

— Я уже точно решил: буду, как папа, комбайнером! — сказал Колюня.

— А я сталеваром. И сварю тебе комбайн из самой лучшей стали! — пообещал Егор.

За разговорами не заметили, как пришли к пионерам. Их лица блестели от пота, зато на краю поля выстроились в шеренгу мешки с картофелем.

— А вот и наши солдатушки, бравые ребятушки! — закричал Кроликов, едва завидел Егора с Юлькой. — Давайте-ка к нам на подмогу!

Нахмурился Егор: утром он проспал, потом гвозди приколачивал, теперь будет картошку собирать, а воевать когда же?

— Нам с Юлькой некогда — ехать пора!

— Что ж, поезжайте, — вздохнула Марья Иванна, и весёлые ямочки исчезли с её лица, — только как-то нехорошо получается: колхозные ребята вас встретили, накормили, напоили, спать уложили, а вы им помочь не хотите. Так с друзьями не поступают.