Самосвал
Шрифт:
— Двести леев, — недовольно брякает жирная тетка в поварско-медицинском колпаке.
Я бегом, с Матвеем на руках, поднимаюсь на пятый этаж и врываюсь в кабинет. Врач сидит и пишет. Посетителей нет.
— Доктор, — задыхаясь говорю я, — доктор, как вам не стыдно… Бога-то побойтесь!
— Что еще? — поднимает он голову.
Я вижу, что глаза у него, оказывается, не глубокие, а пустые. Опа. Оказывается, мой сын разбирается в людях так же херово, как и я. Облизываю верхнюю губу и ставлю Матвея на пол.
— В угол, — говорю я.
— Э? — удивляется он, но
— В угол, — повторяю я, и Матвей, обиженно сопя, уходит в угол.
Врачишка садится, а я, прикинув его вес и мой, с дергающимися губами иду к столу.
— И что ты мне сделаешь? — негромко говорит доктор. — Побьешь? Ну и? Сейчас закричу, люди сбегутся. Деньги я тебе не отдам, понял? Считай, передумал и взял за срочность. Ха-ха.
— Убью, — шепотом говорю я.
— И что? — участливо спрашивает он. — Сядешь в тюрьму и будешь там пятнадцать лет чертиков мастерить, пока ребенок твой в детском доме гречку жрать будет? Так ему вредно. С его поджелудочной-то… Ты ж вдовец, я прочел. Оставить не на кого.
— Верните деньги, — прошу я, потому что крыть мне нечем, я могу только урыть его на хер, но, хоть тактически это и победа, стратегически это проигрыш, я не могу оставить Матвея одного, не могу, а если я начну бить это животное, то не остановлюсь.
— Нет, — пожимает плечами он и снова пишет.
— Пожалуйста, — говорю я.
И встаю на колени. Матвей с радостным криком — папа начал играть — начинает носиться по кабинету, а доктор, положив ручку, выразительно глядит на меня. Потом вздыхает, идет к нам — сердце мое поднимается, отдаст? — затем от нас к зеркалу (сердце падает) и что-то там на себе рассматривает. Потом давит прыщик. И я только сейчас понимаю, что деньги все. Пропали деньги. Се опа, как сказал бы Матвей.
— Бырбырбыр! — улыбаясь, говорит Матвей.
— Чё он сказал-то? — спрашивает врач.
— Гулять, говорит, пойдем, — упавшим голосом перевожу я.
— Так еб те, — говорит врач, — слушайся сына.
Отходит от зеркала и открывает дверь:
— Проваливайте, оба!
Мы беремся за руки и уходим.
6
— оплачено. (Прим. бухг.)
«Серега! хой, брат. тебе снилось оружие? знаешь, я думаю, ты пророк. смотрел новости? в США вновь завелся малый не промах. долбануться. утром встаешь с постели и узнаешь, что какой-то полупиндер пристрелил 30 человек в университете америки. я мог бы прокричать что-то вроде “минус тридцать пожирателей фаст-фуда", но идите в жопу, потому что америка — великая страна и американцы — великая
брат, я знаю, что ты учился в америке и полюбил эту страну. потому что америка на самом деле это не бомбы, Буш или Буш-папа, а америка это хиппи, свобода и любовь. я скорблю с тобой, брат. поверь, нет ничего смешного или нелепого в том, что ты отправляешь запрос с персональную службу толкования снов. мы не разводка, брат. я тебе больше скажу — мы дети революции цветов. мы погружаемся в пучины сна чтобы вынырнуть оттуда с марочкой ЛСД в зубах, ха-ха. я понимаю, как тебе тяжело. попасть в штаты, отучиться там четыре года и вернуться в эту сраную Молдавию. представляю, как на тебя давит все это серое провинциальное болото. но не все потеряно. мы расцветим его огнями марочек, ха-ха.
так вот. про оружие. то есть про университет, но это необходимая подводка к твоему сну, брат. поступил вызов, что стреляют, полиция приехала — и полчаса, оцепив университет, они мужественно звиздели по рациям. пока в одном из корпусов взаправду не убили 30 человек. это вместо того, чтобы по приезде начать выводить людей из корпусов, прикрывая их — ну да, блядь, а вы чего хотели, или ваша работа это мужественный звиздеж после того как все кончилось? — прикрывая их собой.
полчаса дети в какой-то аудитории сидели, потому что им так сказала полиция, а потом туда вошел кто-то и расстрелял их всех на хер. долбануться.
что самое страшное. этого шерифа можно было одеть в форму российского МВД, или молдавского МВД, или оставить на нем эту при-трахнутую американскую звезду — это ровным счетом ничего не меняло. они все одинаковы. они все получают деньги за то, чтобы быть настоящими мужиками, когда этого не нужно, и ссать в кустах, переговариваясь по рациям, когда нужны действия.
долбануться. ты растишь ребенка — у тебя есть ребенок? если нет, заведи, брат. это потрясный трансцендентный опыт — ты растишь ребенка. вытираешь говно руками с его задницы. ты учишься кого-то любить наконец-то по человечески. оно на твоих глаза превращается из инопланетянина в человека. вырастает, с кровью вырывается из твоего дома, из твоего сердца и едет в университет, чтобы его там пристрелил другой чей-то ребенок, выращенный с кровью, с любовью, у которого что-то щелкнуло в голове и который взял в руки винт. долбанный ваш рот. я, совершенно циничный, спокойный, железный человек, который не нервничает, потому что презирает все вокруг, весь этот мир гребанный, и то за всю свою жизнь раз пять-шесть хотел взять в руки винтовку. и не факт, что не взял бы. ее просто не было рядом.