Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Иконников-Галицкий Анджей Анджеевич

Десять тысяч вёрст от Петербурга

Мукден – город и станция на юге Маньчжурии, на железной дороге «Харбин – Порт-Артур». Ныне в великодержавном Китае Мукден переименован в Шэньян, а Порт-Артур – в Люйшунь. Стёрта память о русском и о японском господстве. А заодно и об эпохе правления императоров маньчжурской династии, чьи могилы-курганы расположены поблизости от Шэньяна. В современном Китае не любят вспоминать о былой самостоятельности Маньчжурии, Уйгурии или Тибета… Сто лет назад поднебесная империя разваливалась на части, её хищные соседи боролись за лакомые куски. Здесь, на плоской равнине, тянущейся вдоль только что построенной железной дороги, разворачивались главные сражения Русско-японской войны.

Мукден стал центром сосредоточения русских войск после отступления из-под Ляояна в сентябре 1904 года. То странное (как вся война) полупоражение имело два важных следствия. Осаждённый с суши и с моря Порт-Артур был обречён на героическую, но бессмысленную оборону, а общественность

России, до этого настроенная сверх-патриотически, как-то вдруг разочаровалась в войне, перестала ею интересоваться, лишь изредка злорадствовала по поводу неудач собственного государства, его армии и флота.

Куда более интересные дела волновали эту самую общественность, обитающую главным образом в Питере да Москве, за десять тысяч вёрст от театра военных действий. Новый министр внутренних дел, обходительный и благородный Святополк-Мирский, говоря речь в присутствии газетчиков, что-то неопределённое вымолвил про доверие между обществом и властью. В этом увидели провозвестие эры либеральных реформ. На состоявшемся в ноябре съезде земских деятелей звучали речи отъявленно-конституционные. Потом вдруг вспомнили, что 20 ноября – сорокалетие судебной реформы Александра II; по этому поводу повсеместно стали устраивать банкеты, на которых говорили против самодержавия весьма вольно, и, гордясь собственной отвагой, аплодировали социалистам. Ждали манифеста о созыве то ли Земского собора, то ли Учредительного собрания – и вознегодовали страшно, когда в царском указе 12 декабря не увидели сих заветных слов. В таковых делах прошли осень и начало зимы. 22 декабря столичные газеты сообщили о капитуляции Порт-Артура. На девятнадцатый день после этого совершилось Кровавое воскресенье. Огромную империю, шестую часть суши, затрясло в революционном припадке.

Полузабытая война шла тем временем довольно вяло. После неудачной попытки наступления в конце сентября – начале октября русская армия под командованием генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина застыла в неподвижности на позициях, тянущихся стокилометровой дугой с центром в Мукдене. Японцы тоже не шевелились. В трёхстах километрах к югу 3-я японская армия генерала Ноги догрызала Порт-Артур; после его капитуляции требовалось время для переброски освободившихся сил на мукденское направление. Долгое затишье сменилось внезапной активностью лишь в начале января. Прологом мукденской битвы стало четырёхдневное сражение под Сандепу.

«Die erste kolonne marschiert…»

Бои начались на 12(25) января в ночь, а завершились к исходу дня 15(28). Соотношение сил умеренно-благоприятно для русских: около двухсот восьмидесяти пяти тысяч человек против примерно двухсот тысяч японцев. Сильно укреплённых или выгодных для обороны рубежей на плоской равнине, образованной реками Тайцзыхэ и Хуньхэ, не было. В мучительных спорах между главнокомандующим и командующими тремя армиями был рождён план операции. 2-я армия генерал-адъютанта Гриппенберга при поддержке артиллерии 1-й и 2-й армий наносит главный удар по левому флангу противника в направлении деревни Сандепу, овладевает ею, а затем – позициями между реками Хуньхэ и Шахэ. Тем временем вводятся в бой силы 1-й армии генерал-адъютанта Линевича и 3-й армии генерал-лейтенанта барона Каульбарса. Их совместными усилиями противник отбрасывается за Тайцзыхэ. План не плохой и не хороший, по сути своей похожий как две капли воды на план Аустерлицкого сражения, описанный в «Войне и мире». «Die erste kolonne marschiert…» «Первая колонна марширует…» Сходство подчёркивается немецкими фамилиями русских командующих.

12 января, затемно, по позициям японцев ударила русская артиллерия. По каким-то причинам оказалась задействована лишь половина орудий 2-й армии. На главном участке – по району Сандепу – был сделан всего тысяча семьсот шестьдесят один выстрел, причём тысяча четыреста сорок восемь – из лёгких орудий. Огневые точки противника подавлены не были. Вслед за тем на правом фланге 2-й армии перешёл в наступление 1-й Сибирский корпус генерала Штакельберга. Японцев отбросили, и к вечеру вышли на линию реки Хуньхэ. Пока здесь длился бой, Гриппенберг ждал, опасаясь за свой правый фланг; тем временем японцы усиливали оборону. Наступила ночь. Лишь утром 13-го был дан приказ атаковать Сандепу.

Дивизия, выдвинутая для этой цели, несколько дней перебрасывалась с места на место: высшее командование утрясало наступательные планы. К моменту атаки солдаты и младшие офицеры еле таскали ноги от усталости и на чём свет стоит кляли всех генералов на свете. В бой надо было идти по открытой равнине, по намёрзшей за ночь скользкой наледи, да ещё густой туман стал подниматься с утра и висел в воздухе до полудня. Батальоны двух полков в этом тумане сбились с пути и, вместо того, чтобы выйти на позиции западнее Сандепу, забрали к северу. Из тумана по ним неожиданно ударили пулемёты. Батальоны залегли и шесть часов пролежали под огнём, не получая никаких приказов. Лишь часам к четырём пополудни командир дивизии Русанов смог разобраться, где находятся его войска, и отдал приказ – в атаку. Солдаты рванулись под пулемётный огонь короткими перебежками; впереди виднелись какие-то хижины; про них думали, что это и есть Сандепу. Добежали, выгнали оттуда несколько сотен японцев. Русанов донёс командованию:

задача выполнена! Куропаткин тут же отправил государю победную телеграмму. Но через пару часов выяснилось пренеприятное обстоятельство: захвачена была никому не нужная деревня Баотайцзы, а вожделенная Сандепу осталась в полукилометре к югу. В сумерках стали перестраиваться; в атаку шли с чувством обречённой безнадёжности и с единственной мечтой: отдохнуть и отогреться. Естественно, что из этих атак ничего не вышло. Потеряв тысячу сто двадцать два человека убитыми и насмерть замёрзшими, к вечеру 14 января дивизия отступила на исходные позиции.

И дальше всё происходило столь же бестолково. Дивизия Гернгросса из корпуса Штакельберга зашла противнику в тыл; но пока её войска пытались перехватить вражеские коммуникации, два других корпуса, стоявших против Сандепу с фронта, бездействовали. Ни Гриппенберг, ни Куропаткин в их действия не вмешивались. Гернгросс попал под сильный контрудар японцев и отступил с большими потерями. Другие дивизии 1-го корпуса на помощь ему не пришли.

15 января Куропаткин приказал захватить Сандепу во что бы то ни стало. Но японцы успели подтянуть резервы и ударили по всему 1-му корпусу. Пока здесь отбивались, 10-й корпус перешёл в наступление – неожиданно успешно. Но когда его передовые части уже угрожали окраинам Сандепу, пришёл приказ главнокомандующего: не увлекаться наступлением. Приказ есть приказ. Остановились, стали ждать. Тем временем в тыл японцам прорвалась конница генерала Мищенко, но без поддержки пехоты её успех оказался эфемерным, и она вернулась обратно. К вечеру 15-го Куропаткин отдал приказ о прекращении наступательных действий. Армия Гриппенберга отодвинулась за Хуньхэ, потеряв убитыми и ранеными почти двенадцать тысяч человек. Потери японцев достигали девяти тысяч.

«Ноздря», «Птица» и «Головастик»

Сражение как сражение. Всякая война состоит главным образом из такой вот бестолковщины, сутолоки и никому не нужных потерь. Но тут следует обратить внимание на политический фон.

9 января – Кровавое воскресенье. Во время уличной стрельбы из толпы кричали солдатам: «Трусы! С японцами бы так воевали!» 11 января государь учредил пост генерал-губернатора Петербурга с чрезвычайными полномочиями; назначил на этот пост бывшего московского обер-полицмейстера Дмитрия Фёдоровича Трепова, человека решительного и жёсткого. Перемены в правительстве представлялись неизбежными, и действительно: 17 января последовала отставка Мирского; 18-го на освободившийся пост министра внутренних дел назначен Булыгин. И Трепов, и Булыгин считались креатурами великого князя Сергия Александровича, дяди императора (и к тому же свояка: женат на сестре императрицы). Он только что оставил генерал-губернаторский пост в Москве; полагали, что в знак протеста против мягкотелой политики Мирского. Расстрел демонстрантов 9 января в Петербурге осуществлялся под общим руководством его брата, командующего войсками Петербургского округа великого князя Владимира Александровича.

Куропаткин несколько лет занимал пост военного министра и прекрасно знал все нюансы взаимоотношений между власть имущими. И не мог не делать прогнозов.

В течение двух лет перед тем вся жизнь верхов Российской империи проходила под знаком жесточайшей подковёрной схватки политических чудовищ: громовержца Плеве и змея Витте. Министра внутренних дел Плеве поддерживали в кругах, близких к великому князю Сергию, и в тёмной компании статс-секретаря Безобразова и адмирала Абазы. Эти последние имели коммерческие интересы на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее. Опираясь на столь серьёзные силы, блок Плеве поставил задачу: вытеснить председателя Комитета министров Витте и его союзника министра иностранных дел Ламздорфа из внешней политики. Отчасти им удалось это сделать, добившись учреждения Дальневосточного наместничества. Наместник адмирал Алексеев получил право самостоятельно осуществлять политический курс в отношении Кореи, Китая и Японии. Курс этот закончился войной. Когда-то Витте сам был сторонником весьма экспансионистской политики в Китае и Корее. Теперь он становится сторонником мира и яростным критиком войны.

Куропаткин оказался в лагере Витте. Естественно: если флотские (Абаза, Алексеев) за Плеве, то он, сухопутный, против. О теплоте взаимоотношений между сторонами можно судить по выдержкам из частных писем и дневников.

Алексей Абаза – жене Наталье, 25 мая 1904 года: «Был вчера у Плеве. Дал ему такое оружие в руки… что теперь он сможет побороть Ноздрю и кого угодно». Александр Безобразов – Алексею Абазе, 26 мая 1904 года: «Нужно кому следует хорошенько показать зубы, чтобы вся эта галдящая шваль замолкла бы… Следует взять главного запевалу и так ему накласть, чтобы всем другим это было доброй острасткой». 1 июня: «Наш военный и дипломатический престиж… упал за границей так сильно, что даже при будущем успехе с этим придётся считаться. Вот что значит глупость Птицы и Головастика». 6 июня: «…Следует быть осторожным с Куропаткиным, так как он теперь будет все ошибки валить на других и уверять, что он жертва обер-гоф-кригсрата. На эту гнусность он более всего способен, и этим специально занимался паршивый триумвират у меня меня на глазах эти последние пять лет». Поясняем: «главный запевала» и «Ноздря» – Витте, «Головастик» – Ламздорф, «Птица» – Куропаткин; «Паршивый триумвират» – Витте, Ламздорф, Куропаткин.