Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник)

Хейр Сирил

– Не могла заснуть, – просто сказала она. – Потом услышала у тебя в комнате шорох и решила, что ты тоже еще не ложился.

Она вошла в комнату и присела на кровать брата, с отсутствующим видом покачивая ногой, обтянутой пижамной штаниной. Поглядывая на сестру, Стефан в очередной раз задался вопросом, догадывается ли Мартин, до какой степени ему повезло с невестой.

– Дай мне сигарету, – наконец попросила Анна.

Он вынул из пачки сигарету, прикурил и передал сестре. Та некоторое время молча пускала дым и заговорила вновь, лишь

когда выкурила половину.

– Стефан…

– Да?

– Ты и вправду собираешься сделать то, о чем говорил в гостиной после обеда?

– Разумеется.

– Не раздумал, значит?

– Конечно, нет. С какой стати я должен менять свое мнение?

– Ну, не знаю… Просто у тебя сейчас очень озабоченный вид.

– Неудивительно. Я и впрямь озабочен. Чертовски.

– Из-за этого, да? – Она указала на лежавшую у него на письменном столе раскрытую папку.

Стефан кивнул.

– Но ведь вердикт не верен?

– Не верен. Причем от начала и до конца. Мы из этого и исходили, не так ли? Тем не менее не представляю, какой другой вердикт могли вынести присяжные в офисе коронера при тех свидетельствах, которыми располагали. Вот, взгляни…

– Не хочу. Не желаю ничего видеть и слышать по этому делу. Пока по крайней мере. Для начала мне нужно отдохнуть, успокоиться и прийти в себя. Так что какое-то время я вряд ли смогу быть тебе полезной. Только, Стефан… я просто хотела узнать, что ты не потерял решимости…

– Потерял решимость? Вот это мило! Да никогда в жизни!

– Тогда все в порядке. – Анна неожиданно улыбнулась. – Ты выглядишь сейчас как настоящий мужчина, несмотря на ужасные розовые кальсоны, которые носишь. И будешь таким в моих глазах до тех пор, пока не переменишь свое мнение относительно этого дела… Или не решишь, что игра не стоит свеч.

– Не волнуйся, не переменю. А игра стоит свеч, поскольку, если мы проиграем эту партию, нам не хватит денег даже на эти розовые кальсоны, о которых ты упомянула. Или на твою пижаму…

– Ах да, деньги! Ну конечно. И как только я могла позволить себе забыть о них?

– Ничего страшного. Я никогда о них не забуду.

– А ведь ты всегда любил деньги, Стефан, не так ли? Еще с тех пор, как мы были детьми. Но не это меня угнетает… Я не могу смириться с тем, что говорят люди о нашем отце.

– Потому что, по словам дяди Эдварда, это может оставить пятно на нашей семейной репутации?

– Пожалуй, да – если ты так ставишь вопрос… Но не только. Извини, я не в состоянии выразить это словами, но меня не покидает чувство, что наш бедный старый отец заключил при жизни некую странную сделку с самим собой, и мы хотя бы частично сможем замолить его грехи, если доведем до победного конца войну со страховой компанией. По крайней мере, это положит конец ужасным сплетням, марающим его имя и честь. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю.

– Очень рада. Честно говоря, я не думала, что ты меня когда-нибудь поймешь. Дело в том, что я действительно

любила отца, но он не давал мне ни малейшего шанса показать ему это. Зато ты всегда его ненавидел, что и демонстрировал при малейшей возможности. В этом-то и вся разница между нами.

– Не могу с тобой согласиться, – возразил Стефан. – По крайней мере, в том, что касается моей ненависти к нашему старику. Ты не имеешь никакого права так говорить.

– Прости, Стефан. Я ни в коем случае не хотела оскорбить твои чувства.

– Если честно, я ничего об этом не думаю. Согласен, я плохо ладил с отцом, но и ты тоже. Похоже, мы вообще не способны находить общий язык со старшим поколением семьи. Взять, к примеру, дядю Артура.

– Дядя Артур не считается. Он – настоящий псих. И его завещание лишь доказывает это. Но отец таким не был. Он всегда старался, чтобы нам лучше жилось. Но со стороны выглядело так, будто он делал все это через силу. Но это не только к нам относится. Иногда мне кажется, что он и жил-то через силу. Словно не слишком любил жизнь и испытывал по отношению к ней некую обиду.

– Хорошо сказано. И офис коронера, похоже, это заметил, не так ли?

– Но папа никогда не пытался уйти от реальности – в этом-то все и дело. И поскольку мы слишком мало заботились о том, чтобы сделать его счастливым при жизни, то тем больше наш долг перед ним и тем больше мы должны приложить усилий, чтобы… чтобы…

– Чтобы сделать его счастливым после смерти? – договорил Стефан и зевнул. – Извини, Анна, но твоя теория посмертных репараций как-то не слишком мне нравится. Лично я считаю, что если отец способен испытывать сейчас какие-то чувства, то он, возможно, приветствует смерть, до которой, собственно, себя и довел. К счастью, то обстоятельство, кто из нас прав, не имеет сейчас большого значения.

– Наверное, не имеет. Но мне бы хотелось, чтобы мы одинаково смотрели на вещи. Это здорово бы все упростило.

– Моя дорогая девочка, побудь хоть немного реалисткой. Ведь мы, если разобраться, хотим одного и того же, не так ли?

– Точно так. С моим стремлением очистить память об отце от всякой грязи и с твоим решением не упустить главный приз наша команда может оказаться весьма перспективной и успешной. Не говоря о помощи Мартина.

– Разумеется, – небрежно бросил Стефан. – И как только я мог о нем забыть?

– Очень тебя прошу не забывать о нем в будущем. – Неожиданно голос Анны приобрел непривычную жесткость. – Но не сомневаюсь, что если бы ты мог, то с удовольствием бы это сделал.

Стефан отлично знал, что единственный способ поссориться с сестрой – неприязненно отозваться о человеке, которого она по непонятным причинам выбрала предметом своей любви. В настоящий момент, однако, Стефану более всего хотелось спать, так что он мог, отделавшись несколькими ничего не значащими словами, выпроводить Анну из комнаты и наконец лечь в постель. Но вместо этого в силу духа противоречия он сказал: