Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник)
Шрифт:
– Похоже, у меня нет ни единого шанса убедить тебя на его счет, не правда ли?
Ироническая реплика, без сомнения, уязвила сестру. В ее сонных глазах мгновенно полыхнул огонь войны, щеки разрумянились, а подбородок выпятился.
– Почему, – начала она, – ты относишься к Мартину с таким презрением?
Стефан пожалел о сказанном, но было уже поздно.
– Да ничего подобного, – слабо запротестовал он. – Тебе кажется.
– Нет, не кажется! Если бы он тебе нравился, то ты хотя бы изредка говорил мне об этом.
– Да нравится он мне, нравится. Но не могу
Фатальное слово.
– Опять это проклятое «но». Оно всегда присутствует в твоих речах, когда дело касается Мартина. «Но»… а что дальше?
Стефан тоже начал раздражаться.
– Но я никак не могу привыкнуть к мысли, что именно этот тип может сделать тебя счастливой. Вот и все.
– Только бога ради не говори со мной как добрый старший брат из романа Викторианской эпохи. Это тебе совершенно не идет. Почему ты не можешь прямо сказать, что тебе в нем не нравится?
– По-моему, я выразил свои мысли достаточно ясно.
– Нет, не ясно. Так, намеки какие-то. Из твоей фразы можно сделать вывод, что он не нравится тебе, потому что ты считаешь его… хм… бабником?
– Ну, раз уж ты сама заговорила об этом, то мне остается только согласиться.
– Прошу тебя раз и навсегда принять к сведению, что у нас с Мартином нет секретов друг от друга. Какой бы темы это ни касалось, включая женщин. И мне наплевать, как он жил, пока не встретил меня. Если ты отвратительный пуританин, чтобы осуждать того, кто когда-то посеял несколько диких семян, то я не такая.
Слабость Стефана, заключавшаяся в том, что последнее слово в разговоре всегда должно было оставаться за ним, снова подвела его.
– Проблема с парнями, имеющими обыкновение разбрасывать повсюду свои дикие семена, – начал он в весьма агрессивной манере, – заключается в том, что при этом они склонны оставлять пару зерен в углах мешка, который ты считаешь пустым. Не хотелось бы, чтобы и ты узнала о таких вот зернышках.
– Полагаешь, сказал нечто остроумное? – воскликнула Анна. – Но если ты воображаешь…
Далее ссора развивалась по всем правилам школьной словесной перепалки, когда вспоминают обо всех грехах и дурных поступках, когда-либо совершенных ссорящимися, включая и самые неприглядные. А поскольку Стефан и Анна воспитывались в одной семье, то знали о промашках друг друга очень многое, практически все. Так, Стефан в запале спора напомнил Анне, как она год назад чуть не разрыдалась от страха, спускаясь с горы Римпфишхорн. Анна тоже не осталась в долгу и рассказала подходящую к случаю историю о том, как Стефана двенадцать лет назад на детском утреннике поймали на мошенничестве за игрой в карты. Потом обвинила его в фатальной ссоре с дядей Артуром, в результате которой последний внес крайне неприятные для брата и сестры изменения в завещание. Побледневший от гнева при упоминании столь прискорбного события Стефан припомнил сестре ее недостойное поведение во время одной из вечеринок. По мере развития словесной перепалки в разговоре все чаще упоминалось имя Мартина, что только добавляло масла в огонь, когда пламя готово
– …поскольку я влюбилась в Мартина, а он в меня…
– Откуда ты знаешь, что он любит тебя, а не деньги, которые, по его мнению, у тебя есть?
– Только потому, что ты сам ничего на свете не любишь, кроме денег, то и считаешь, что все такие!
– Хорошо, если Мартин так тебя любит, почему же он не отправился вместе с нами Швейцарию? Боится по горам лазать?
– Ты отлично знаешь, что он обязательно поехал бы вместе с нами, если бы мог. Просто он не мог уехать.
– Очень правдоподобно! Хотелось бы только знать, чем он в это время занимался? И с кем?
– Даже не подумаю отвечать на твои гнусные намеки. Кстати, почему ты приехал в горы на три дня позже, чем обещал? Мне пришлось из-за тебя все это время в одиночестве слоняться по отелю, когда Джойс уехал. Так-то ты обо мне заботишься!
– Кажется, я уже объяснял тебе, что фирма послала меня в командировку в Бирмингем, поскольку там заболел бухгалтер, и они…
– Да, объяснял, причем неоднократно, и меня просто тошнит от этого твоего больного бухгалтера из Бирмингема, если, конечно, он и в самом деле существует. Но вопрос в другом: почему ты не полетел в Швейцарию на самолете, а потратил зря драгоценное время, трясясь через пол-Европы в поезде?
– Если ты полагаешь, что я буду переплачивать за авиабилеты только для того, чтобы ты могла чувствовать себя комфортно…
И дальше все в том же духе.
– Как бы то ни было, – через некоторое время сказала Анна, – Мартин участвует в этом с нами, хочешь ты или нет. Так что тебе придется смириться.
– Разумеется, он с нами. Потому что отлично понимает свою выгоду. Но отдаешь ли ты себе отчет в том, что твои шансы выйти замуж напрямую зависят от того, удастся ли нам выпотрошить страховую компанию?
– Да, такая мысль приходила мне в голову. Ведь я не такая уж дурочка.
– Слава богу. У меня словно камень с души упал. Может, вспомнишь тогда еще одну вещь: когда мы с отцом, обсуждали вопрос твоего замужества, то пришли к выводу, что Мартин – совсем не тот человек, который тебе нужен. А ведь мы с отцом крайне редко приходили к общему мнению…
– Помню. Что-то такое вы обсуждали. Но ты ошибаешься, полагая, что если подключишь к нашему спору тень отца, то это поможет в чем-то меня убедить. Уверяю, это не сработает.
– Ни в чем я тебя убеждать не собираюсь. Просто предлагаю подумать о двух вещах. А именно: отец при жизни не собирался помогать тебе в осуществлении твоих матримониальных планов. Но и сейчас, после его смерти, ты не можешь их осуществить, не получив предварительно свою долю страховых выплат. Так что с твоей стороны будет чистой воды лицемерием делать вид, что его смерть представляется тебе тяжелейшим ударом, и утверждать, что твоей единственной целью в этом деле является…
Но Анна не стала ждать, когда брат завершит свою безупречно выстроенную с точки зрения логики сентенцию, и, вскочив с постели, направилась к выходу с максимально возможным достоинством, какое только допускало ее ночное одеяние.