Самоубийство по заказу
Шрифт:
– Давай, девочка, поступим следующим образом. Ты сейчас возьмешь эту телеграмму и приедешь ко мне. И мы все с тобой обсудим. А после подумаем, какое принять решение… И не спорь со мной, мне всегда удобно, если речь идет о таком… страшном деле. О, Господи, только этого не хватало! – Майя вздохнула, снова почему-то взглянув на Турецкого, причем с видимым сожалением, и спросила: – А как она?
И, выслушав ответ, сказала:
– Сегодня уже поздно, а завтра займемся и этим вопросом. Я жду.
Все притихли и вопросительно – а Катя и с тревогой – уставились на нее. Вопросов никто не задавал.
Но Майя молча села, посмотрела на Турецкого еще раз и сказала с горечью:
– Вот видите ли, Саша… Я тоже не хотела бы торопиться. Но обстоятельства выше нас.
– Случилась какая-то беда, – негромко сказал Турецкий.
Грязнов тоже перестал поглаживать ладонью плечо и спину прильнувшей к нему боком Кати, уставился на хозяйку. Только Катя еще не до конца «врубилась» и, полулежа на колене Славкиной ноги, закинутой на другую ногу, упиралась в него подбородком. Трогательная картинка.
– Сейчас сюда подъедет та самая девочка, ради которой вы и прилетели. Эта Лана, которую вы вычислили в Москве. Случилось… Впрочем, она приедет и все расскажет.
– Наверное, неудобно будет, если она увидит это пиршество, – без вопросительной интонации заметил Грязнов. – Саня, давай быстренько уберем? А там посмотрим… – И он аккуратно приподнял голову Кати. – Катюш, может, ты приляжешь ненадолго? Майя, это возможно?
– Конечно, мы уже договорились, что она у меня останется.
Через десять минут стол в гостиной был очищен и застлан чистой скатертью. Стулья расставлены по местам. Катя лежала в спальне Майи, Славка с улыбкой наблюдал, как Майя раздела и укрывала Катю. И, когда та совсем затихла, они вышли из спальни.
– Я так понял, что речь шла о нашем солдате?… – полуутвердительно спросил он.
А Турецкий буркнул наугад:
– Похоронка, что ли?
Как бы он хотел ошибиться!
– Я разве сказала об этом? – почти испугалась она.
– Майя, мы со Славой – дяденьки взрослые, нам буковки с запятыми расставлять не резон. Мы правильно поняли?
– Я бы попросила вас, – она ушла от прямого ответа, – дать мне немного времени самой поговорить с Ланой, а потом я вас познакомлю. Это можно?
– Ну, разумеется! – ответил Турецкий. – Тогда мы со Славой выйдем на балкон, покурим, а вы, когда найдете нужным, позовете, ладно?… Я бы с удовольствием не вмешивался, но поскольку ситуация, как я догадываюсь, вышла уже и из-под вашего контроля, вынужден вернуться к своим профессиональным обязанностям. Только не сердитесь, хорошо?
– Да что вы такое говорите, Саша! Я просто хочу девочке объяснить, кто вы и почему находитесь здесь, у меня. Чтоб для нее не было неожиданностью. Люди же замыкаются, вы знаете. А я хочу, чтобы она была и с вами предельно откровенна. А я при этом не выглядела…
– Между прочим… – уверенно сказали Турецкий и Грязнов хором, но запнулись, взглянули друг на друга и рассмеялись.
Майя ничего не понимала.
– Ты чего хотел сказать, между прочим? – наигранно рассердился Турецкий.
– Я?… Что Майя, между прочим, выглядит просто превосходно. И не о чем рассуждать! Вот и все.
– Но ты вырвал эту мысль у меня! Слушай, почему ты все время за меня выступаешь? Я сам хотел сказать, между прочим, – он взглянул
– Вы совсем заморочили мне голову! – рассмеялась Майя. – Я сама сейчас все поставлю, не беспокойтесь. Идите, покурите, отдохните немного… Обсудите, наконец, нас с Катькой, что ли… – глаза ее лучились лаской. – Это ж очень важно для сытых мужчин, да!
– А как же? – серьезно подтвердил Турецкий и с откровенным обожанием посмотрел ей в глаза, и Грязнов поддержал:
– Всенепременно.
Но они заговорили не о женщинах, а о том, что могло произойти с тем солдатом, пообещавшим покончить жизнь самоубийством и тут же решившим прихватить с собой и своих обидчиков. Если так – это очередное волокитное дело, подследственное военной прокуратуре. Частному сыску там делать нечего. Там только адвокат может защищать интересы пострадавшей семьи. Либо Костя – поручить кому-то из своих, в порядке прокурорского надзора.
Какие еще могут быть варианты? Его замочили самого и пытаются выдать за самоубийство? Тоже возможно. Но это уже совсем «тухлое» дело, потому что вся армия немедленно встанет на дыбы в защиту своей версии – самоубийства. И вместо рабочего контакта у господина Турецкого и главной военной прокуратуры может, с гораздо большей вероятностью, возникнуть резкое противостояние. И полное «недопонимание», как выражался какой-то сатирик-юморист в дни Славкиной и Саниной молодости.
Третий пункт в информации для размышления… Военная прокуратура, в лице полковника юстиции Паромщикова и иже с ним, вполне может не сопоставить письмо в Интернете и известие о гибели солдата, по какой бы причине она ни произошла. И сам факт гибели может расследоваться гарнизонной прокуратурой, а не главной военной. Жди, пока еще концы сойдутся!..
– Да чего мы гадаем? – воскликнул Слава. – Сейчас пойдем да и спросим. И, может быть, тут вовсе и не третье, а совсем четвертое. Саня, я о другом хочу… Ты, естественно, делами займешься завтра. Я тебя люблю и давно не видел, но истина, как говорится, дороже. И я думаю, что после всех этих наших разговоров, надо как-то… обустроиться. Майя – прекрасная, просто превосходная женщина, я заметил, как она смотрит на тебя, уверен, что и ты хочешь поухаживать за ней. Поэтому не стоит нам мешать друг другу. Наверное, я поеду в гостиницу. Чтоб девушку не смущать, сниму-ка и ей номерок, а уж поспит она, так и быть, в моей постели. И тебе – полная свобода. Как смотришь?
– Да нет, старина, о чем ты говоришь? Майя – слишком… серьезная женщина. Тут простым флиртом не обойдешься, а обижать не хочется.
– Саня! Одинокая женщина!.. О чем ты говоришь? Ты в ее глаза посмотри… В них же все написано, ты ей понравился.
– Ну, насчет того, кто кому понравился, это уж ты меня послушай… Да, забыл совсем сказать. Чтоб как-то подготовить Катерину к встрече с одним знакомым мне генералом, я захватил с собой кое-какие дневниковые записи наших с тобой совместных дел. По полковнику Савельеву, помнишь?