Самоучитель мудрости, или Учебник для тех, кто любит учиться, но не любит, когда его учат
Шрифт:
«Один овец поднял голову и хотел что-то сказать».
«Однажды мудрый Диоген вернулся к своей бочке, а ее нет! После этого он стал еще мудрее».
«Подумав, ноги Чацкого направились к Софье».
«Кобра — это змея, для которой укус человека смертелен».
«Тарас сел на коня, конь согнулся, а потом засмеялся».
«Трава щипалась лошадями».
«Если наш товарищ будет тонуть, мы ему поможем».
«Сочинение. Моя любимая учительница. У меня нет любимой учительницы. Я их всех терпеть не могу».
«Ленский вышел на дуэль
«Мысли, как назло, не хотели думать».
«Он сел на коня и сунул ногу в ту штуку, которая висит сбоку».
«Сокол, сокол, ты летаешь, / Ты летаешь до небес. / И, летая, прославляешь / Мать твою — КПСС».
«Вольно дышат люди в нашей стране. Взять хотя бы меня».
«Человек в маске распахнул дверцу кареты, в которой сидела Маша Троекурова, и сказал: «Руки вверх! Я — Котовский!»
«По полю скакали дворяне и собаки».
«Самое страшное в жизни — загрызение совести», — думал Андрей Болконский».
«Северный океан очень ледовитый».
На приеме «нелепость» строятся многие так называемые гэги (моменты в комедийных фильмах, спектаклях, публичных речах, где зритель или слушатель непременно должны улыбнуться или рассмеяться). Однако «нелепости» случаются иногда и совсем в неожиданных местах, не предусмотренных ни сценарием, ни самими исполнителями. Известный российский тележурналист Андрей Караулов однажды в интервью журналу «Вокруг смеха» поведал следующую театральную байку:
«В 1928 году отмечалось 30-летие одного замечательного театра. Давали пьесу современного автора, но одному великому артисту (назовем его Иван Михайлович) роли в ней не нашлось. И тогда роль сочинили специально.
Великий артист выходил в дачной пижаме и где-то у задника читал газету. А на его фоне герой и героиня объяснялись друг другу в любви, причем что-то у них не получалось: то ли он не хотел, то ли она.
А потом, пробормотав: «Что-то сегодня жарко.», народный уходил купаться в «озеро», то есть спускался по лестнице в специально открытый на сцене люк.
И вот премьера. Актер «загорает». Герой стоит на коленях перед героиней. И вдруг на сцену вышел огромный сибирский кот Васька, ничуть не смутился, узнал человека в дачной пижаме и стал радостно тереться об его ногу. А Иван Михайлович очень любил животных. Он тут же взял кота на руки.
Помощник режиссера шепчет: «Иван Михайлович, уберите животное!» — понимая, что Иван Михайлович, которому совершенно нечего делать на сцене, просто отнесет его за кулисы. Но такая простая мысль ему в голову не пришла.
«Интересно, куда я его дену, — подумал народный артист СССР, — я ж в образе.» Вдруг его осенило. Он взял кота за шиворот и посмотрел на «озеро»: «Метра три — долетит», — и точным броском кинул кота «купаться».
Зал замер. Герой на коленях тоже замер. Спектакль остановился.
Ну а в «озере» стоял некий дядя Вася, рабочий сцены, который держал лестницу, чтобы Иван Михайлович спустился вниз. Кот опустился дяде Васе в аккурат на физиономию и мертвой хваткой вцепился в него когтями…
Артисты слышали мат всякий. Но тот, который донесся из «озера»,
В зале — истерика.
Из-за кулис сдавленно шипели: «Иван Михайлович, уйдите со сцены!» Тот и сам понимал, что играть дальше невозможно, пьесазакончилась. Он сконфуженно встал: «Да-а, что-то жарко сегодня…» — и мелкими шажками бросился к «озеру». А рабочий дядя Вася, рассердившись, что кто-то так подшутил над ним, ушел лечиться в медпункт и забрал с собой лестницу. Иван Михайлович уже как бы нырнул, но успел зацепиться за край люка одной рукой. «Прыгайте! — шепчут ему, — прыгайте!» — «Не могу-у, товарищи! — завопил тот. — Лестницы нет!»
Тут с визгом закрылся занавес».
В качестве наглядного примера воспользуемся историческим анекдотом. Французский герцог Ришелье во время долгого совещания по каким-то военным вопросам в Версале получил записку от одной близкой ему молодой особы. В записке значилось: «Милостивый государь! Сегодня я должна уплатить моей модистке долг по векселю, о котором по моей вечной рассеянности, вызванной всецелым вниманием к вам, я совершенно забыла. Буду искренне вам признательна, если вы пришлете мне 200 луидоров». Но самое впечатляющее находилось ниже, в постскриптуме: «Мне очень совестно, что я оторвала вас от дел, и я решила не беспокоить вас моим посланием и порвать эту записку, но быстроногая моя горничная успела уже упорхнуть в Версаль, а возвратить ее просто не было возможно».
Прием «мнимой наивности» также не нуждается в пояснении. Особенно часто этот прием используется в еврейских анекдотах и анекдотах о Ходже Насреддине.
Сидел Насреддин Афанди у ворот и с аппетитом уплетал жареную курицу. Подошел сосед и попросил:
— Послушайте, Афанди, у вас очень вкусная курица, дайте и мне кусочек.
— Не могу! — ответил Афанди. — Я бы дал с большим удовольствием, да курица-то не моя, а моей жены.
— Но сами-то вы, вижу, едите!
— Что же мне делать, — отвечает Афанди, — если жена велела мне ее съесть.
Из еврейского фольклора. Ибрагим Зильберштейн, богатый купец, пригласил всех своих друзей на прием по случаю празднования двадцатипятилетия своего брака. В его пригласительной карточке было написано: «Подарки тех гостей, которые не смогут навестить нас в этот раз, будут возвращены».
Один из его клиентов, Захария, после получения приглашения заимствует из еврейского магазина роскошный серебряный подсвечник и говорит своей жене Эстер: «У меня грандиозная идея, дорогая! Мы пошлем этот подсвечник Зильберштейнам, но мы не навестим их, и это не будет нам ничего стоить, так как они вернут его нам назад!» Захария посылает подсвечник и терпеливо ждет возврата подарка. Одна неделя проходит, затем вторая, затем третья: ни намека на подсвечник. Очень нервничая, Захария в конце концов решает лично сходить к Зильберштейнам.