Самозванцы

Шидловский Дмитрий

— Ждут, когда латынство примешь да страну насильно в католичество приведешь. Чего же еще? Ради того тебя и поддерживали.

— Не бывать этому.

— И я мыслю, что неразумно это будет, — согласился Чигирев. — Народ не примет. Только ведь ты им обещал.

— А что мне было делать? — Отрепьев вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. — Мне же православные отказали. И князь Острожский, и Сечь. А поляки как заладили: латынство да латынство. Престол-то отцовский должен я был вернуть!

— И то верно, — улыбнулся Чигирев. — Тока как они поймут, что мы католичество не введем, ополчатся на нас все. И Священная Римская империя свой кусок отхватить захочет. Готовым к этому быть надо.

— Вот про то я с тобой и хотел говорить. В Рим тебе снова ехать надобно.

— В Рим? — удивился

Чигирев. — Зачем это?

— Папа римский опять новый на престоле, может, слышал? Он также надеется, что я латынство по всей Руси введу, школы иезуитов по городам открою. Но ныне я уж не царевич изгнанный, а царь на престоле. И надобно показать ему, что я сильнее Сигизмунда. Посули вновь, что я латынство по всей стране введу, но скажи, что сподручнее это будет, если я еще и королем польским стану. А что, батюшку-то моего на престол краковский звали. Только он денег радным панам дать поскаредничал, оттого королем и не стал. Неужто я не сдюжу? Папа за то, чтобы всю Русь в латынство обратить, Сигизмунда вполне может отдать. Я с патером Савицким, тем что миссию иезуитов на Москве возглавляет, про то уже говорил. Еще я им сказал, чтобы сговорчивее были, что у меня сто тысяч войска, которые не знаю куда послать. А еще латынянам можно обещать, что коли возьму под свою руку Речь Посполитую, то и Швецию из веры люторской обратно в латынство приведу. Радных панов подкупим. Они деньги больше всего любят. Православные в Речи Посполитой меня поддержат. Так что же мешает?

— Кесарь такого усиления Московии может не потерпеть, — задумчиво произнес Чигирев. — Да и Речь Посполитая — не одни радные паны. Есть там магнаты сильные, есть шляхта лихая, в латынстве крепкая. Они против тебя восстать могут. Война тогда будет страшная, на всю Европу.

— А мы их иной выгодой поманим, — вскинулся Отрепьев. — На Турцию поход всех христианских государств объявим. Пусть мы да поляки, да кесарь в один кулак силы соберем да по турецким нехристям ударим. Без нас-то у латынян сил недостанет султана разгромить. А вместе, глядишь, и покорим басурман. Мы себе Крым возьмем да навеки набеги татарские пресечем. Батюшка-то мой сорок годов назад сплоховал. Не в Ливонию идти надо было, в Крым. Он все, что захватил, потерял да со всей Европой рассорился. А пойди он в Крым, давно бы земля эта нашей была, да еще с Кавказом. Поляки Молдавское царство получат. Кесарь — земли хорватские. А мы греков православных освободим да крест христианский вновь в Константинополе водрузим. Вот оно, дело богоугодное. Да и купцы наши без помех до Венеции и земель гишпанских ходить смогут.

— Так-то оно так, — вздохнул Чигирев, — только не лучше ли для начала делами внутри государства заняться, чтобы народ твой был богат и свободен? А как будем крепки, тут и другие царства покорять можно. Я тебе уж челобитных написал со святое писание, что да как в государстве преобразовать надо, а ты на них и не посмотрел.

— Все я прочитал, — буркнул Отрепьев. — Дурь пишешь. Государство мое крепко и сильно. Отродясь боярство опорой государя было. Дворянство — мечом его. А крестьяне да ремесленники жили, чтобы людей государевых кормить, одевать да оружие им ковать. И не дам я воли холопьям, чтобы не разбежались и не заворовались. Нам еще Крым воевать, а там, глядишь, Речь Посполитую и Швецию. Ты при папском дворе уже бывал и справно дело свое делал. Так и нынче волю государеву исполняй, а дурь не измышляй.

— Исполню, государь, — склонился Чигирев. — И сам я тебе еще одно предложить хочу. Боярский заговор для тебя опаснее всего, но польский следом за ним. Не ведаю, сможешь ли королем польским стать, но правда твоя, поляков ослабить надо. Сигизмунд себя уж тайно хозяином всей земли русской числит. Посему смуту надобно в Речи Посполитой поселить. И то я на себя возьму. Денег мне только из казны отрядить надо. Дозволь, государь?

— Смуту? — Отрепьев ненадолго задумался. — Оно и верно. И мне в помощь, чтобы королем польским стать. Сговорчивее будут. Денег тебе дам. Казна полна.

Дверь камеры приоткрылась, и в ней возникла голова стрельца:

— Эй, сотник, — проговорил он, — тебя боярин Чигирев требует.

— Уж боярин, — усмехнулся Крапивин. — Ну, пошли.

На самом

деле подполковник был рад возможности выйти на свежий воздух и прогуляться. Вот уже почти месяц он содержался в темнице московского Кремля. После ухода Отрепьева из Рыльска Крапивина взяли в обоз. Подполковник не сомневался, что это была инициатива Чигирева. Сам «государев» советник неоднократно наведывался к нему, пытаясь завести беседы о переходе на сторону самозванца во имя «процветания Московского государства», и получал неизменный отказ. Крапивин думал только о побеге, но его надеждам не суждено было сбыться. Предусмотрительные тюремщики надели ему на руки и на ноги кандалы, и хотя спецназовец понимал, что вполне в состоянии «вырубить» весь свой конвой, стало ясно, что в этих «браслетах» далеко не убежишь. Оковы с пленника были сняты только в Москве.

Здесь Крапивина тоже содержали неплохо. Чигирев больше не появлялся, из чего подполковник сделал вывод, что историк сильно занят государственными делами и потерял к несостоявшемуся союзнику всякий интерес. Теперь бывший сотник царева войска гадал, зачем он понадобился новоиспеченному боярину.

Под конвоем двух стрельцов Крапивин прошел в здание одного из кремлевских приказов и вскоре предстал перед Чигиревым.

— Здравствуй, Вадим, присаживайся, — предложил историк.

Крапивин усмехнулся и опустился на скамью, всем своим видом показывая, что считает продолжение их бесконечного спора о службе самозванцу бессмысленным.

— Ну что, Вадим, — произнес Чигирев, — вот я и нашел тебе службу, которую ты будешь рад исполнить и которая будет полезна для нас.

— Держи карман шире, — фыркнул Крапивин.

— Скажи, зачем ты вообще пошел на службу к Годунову? — словно не заметил его выпада Чигирев.

— Противодействовать польской оккупации, — отчеканил Крапивин.

— Это и наша задача. Сейчас поляки представляют серьезную угрозу режиму царя Дмитрия. Да и России в целом. Лучший способ победить врага — посеять смуту на его территории. Думаю, здесь ты возражать не будешь. Так вот, я предлагаю тебе отправиться в Польшу к пану Забжидовскому и убедить его начать рокош против короля. На самом деле этот рокош должен возникнуть в следующем году. Он будет подавлен в тысяча шестьсот седьмом гетманом Жолкевским. Я же хочу, чтобы он возник сейчас и был куда сильнее. Это нужно для моей игры и, думаю, соответствует твоим задачам. Как ни странно, но в данном случае мы будем заодно. Конечно, от имени Дмитрия я тебе действовать не дам. Ты привезешь Забжидовскому денег на рокош, но Забжидовский и все остальные должны думать, что ты частное лицо, через которого действует герцог Карл Зюдерманландский — злейший враг Сигизмунда. Легенда такая: ты бежал от Дмитрия и попал к шведам. Они наняли тебя посредничать в организации мятежа в Польше. Переписку пусть ведут только через тебя, а я уж за герцога Забжидовскому отвечу. Неплохой шанс перессорить двух будущих главных врагов России, Польшу и Швецию. А там, как знать, если рокош разрастется… может, Варшава станет русским городом на двести лет раньше. В твоем духе. Ну что, согласен?

Крапивин посмотрел на него исподлобья:

— Ну ты даешь, интриган. Настоящий царедворец. Расскажи-ка поподробнее, что вы там с вашим самозванцем удумали.

ГЛАВА 26

Рокош

— А теперь, панове, давайте выпьем за пана Крапинского, приехавшего к нам из Московии, — провозгласил пан Анджей. — Он не только привез нам денег на рокош, но и показал себя как славный рубака и хороший друг.

— Да ладно тебе, пан Анжей, — отмахнулся Крапивин. — Каким еще рубакой я себя показал? Ну, укоротил я этого наглеца, который про москалей гадости выкрикивал, так что с того?

«Вот попался бы ты мне под Новгородом-Северским или в Добрыничах, узнал бы, как я рублюсь на самом деле», — добавил он про себя.

— Э нет, пан Владимир, — улыбнулся во всю раскрасневшуюся рожу пан Анджей, — знатного бойца видно издалека. Ты не только ростом вышел, но и духом воинским. За тебя, друже.

Все сидящие за столом выпили. Крапивин тоже пригубил вина и повернулся к сидящему рядом Михаилу Линкевичу, начальнику городской стражи:

— Послушай, пан Михал, может, посты проверить?