Самозванка. Кромешник
Шрифт:
– Эх, беда, – притворно загрустил Деян. – Тут, понимаешь, какое дело: вот именно прямо тебе и нельзя!
– С чего бы? – в тон удивился путник.
– Да, вишь ли, погань ты, волколак!.. – Рыжий щедро плюнул пришельцу в ноги, чудом не замарав смазных сапог. Подкованную обувку Деян уже решил, расправившись с нечистым, забрать себе.
– С какого ляду? – внезапно развеселился обвиняемый. – Волколаков, что ли, не видал?
– Видал-видал, еретник, не сумлевайся, – тоже рассмеялся рыжий. – Вот прям щас его перед собою
– Совсем сдурел? – чернявый вздёрнул выскобленный подбородок. – Или ты от рожденья хворый?
Деян, крякнув, бодро спрыгнул с облюбованного насеста в лопушки. И, благополучно на дорогу выбравшись, подобрал дрын:
– Вот щас балия с кузнецом дождёмся и посмотрим, кто тут хворый, – пообещал он, разглядывая путника вблизи. Как есть еретник, тут и слепой бы не ошибся.
На бледной коже угловатого лица белели тонкой сетью аккуратно срощенные шрамы, под тяжёлыми бровями полыхали рыжие, потихоньку разгоравшиеся нездешним пламенем глаза. Серьга в ухе, притенённая растрёпанными вихрами цвета воронового крыла, тоже подозрительно мерцала, ловя несуществующие блики.
– Рылом тощий, башкой чёрный! – прокричал Деян односельчанам, уже обступавшим говоривших разномастной гурьбой. – Как давеча нам балий сказывал? Волхит приблудный осуду навёл! Вода в колодце черным черна стала, попьёшь её – так в миг и околеешь!
Бабы согласно заголосили. Старик Лель заворчал про «болотный упыриный мор», стискивая прихваченные с подворья вилы.
Обвиняемый воззрился на обнаглевших поселян:
– Какая сказочная чушь, – восхитился он сквозь зубы. – Сдался мне ваш колодец…
– Сознавайся, погань! – пригрозил дрыном рыжий.
Еретник, смекнув, что отпираться смысла нет, оскалил клычищи. Не железные, но уже и не человеческие. Челюсти разъехались и удлинились, запавшие щёки обтянули кости поскверневшей образины. Чёрные вихры зашевелились помимо вдруг притихшего ласкового ветерка. Прозрачные весенние сумерки резко потемнели.
– Волколак! – ахнула румяная Беляна, отступая за спины мужиков.
– Упырь! – поправил, наставляя вилы, Лель. – Ох, зараза! Поди, долинный, погань!
Старик разбирался в деле не хуже куда-то запропастившегося Водовита.
Деян слегка попятился: долинных упырей побаивались неспроста, но этот, пусть и злобный, оказался в толпе вооруженных поселян без клинка, с одними серебряными цепушками. Теперь главное – не дать нечисти себя заморочить.
Рыжий тоже оскалился, широко обмахнувшись охранным знаком:
– Думаешь, коли ты железнозубый, управы на тебя не сыщется? Ты ж безоружный, – ехидно подмигнул он упырю.
– Дай пройти, – глухо приказал тот, неуловимо подбираясь. – Никто не пострадает.
– На вилы гадину! – зычно гаркнуло со стороны корчмы.
Из-под стрехи выпорхнули
Балий Водовит, мышастый дед в потрёпанном кафтане, спешил по улице, воздев посох с дощечками над пегой головой. Следом размашисто шагал кузнец Зоран в кожаном фартуке, вооружённый здоровенным топором; семенил сбледнувший Сошка с косой и баба Звана с веником наспех перемотанных бечёвкой трав.
– Идите к ляду, – возмутился упырь, отпрянув от первого тычка. – Я ж вас не трогал!
Второй удар прилетел в скулу, но нечисть лишь щёлкнула зубищами и зарычала.
– Дави поганца! – рявкнул Водовит, потрясая примотанной к посоху трещоткой. Резкий стрекот перебивал даже ропот собравшейся толпы. – На вилы мразь виритную!
Мразь виритная, предсказуемо обозлившись, отмахнула руками, без видимых усилий, даже не прикасаясь, раскидав селян по придорожным лопухам. И рванула вдоль заплота, плеща вихрами. Деян, чудом удержавшийся на ногах благодаря воткнутому в землю дрыну, припустил следом. Зоран и боевитый Лель не отставали.
– Камнями его, гадину! – оглушительно командовал балий, стрекоча посохом. – Дави!
Виритник, схлопотав булыжником в спину, огрызнулся и пронзительно засвистел. Толпа, покатившая следом за беглецом, дружно присела, готовясь к новой напасти.
От корчмы, шибая копытами зазевавшихся да тараня крупом нерасторопных, по околице неслась здоровенная тварь, размерами и статью, а также выражением плотоядной морды вполне годная бесчинствовать по большакам и без хозяйского призору. Следом бороной волочился кусок выломанной с мясом коновязи. Гортанное ржание больше напоминало рёв горного обвала.
Мастью нечистая коняга была вороной, зенками алыми – безумной. И мысли у поселян вызвала общие.
– Бажаева Кобылица! – заголосили, обмахиваясь да соседей оплёвывая, хуторчане.
– Чёрная!
– Хозяин Солнца нас упаси!
Притороченная у седла сабелька тоже воодушевлению не способствовала. Деян, вытянув бестию дрыном вдоль хребта, отпрыгнул из-под копыт. Зоран, попытавшийся подрубить упырю ноги, огрёб пинка и откатился в лебеду. Рогатиной ушибленный да вилами потыканный виритник изловчился заскочить в седло и, скрипя зубами, задал коню шпор. Ещё и сапожищами подкованными страждущих на ходу отпихивал.
Воронок, взревев на зависть всем окрестным звероящерам, рванул на север по мосткам пересекавшего Хуторье ручья.
– Пущай драпает, сдыхоть! – сорванный басок Водовита сквозил злорадством. – Камнями его!
Вампир прильнул к конской шее:
– Пшли б в Заземье, межеумки! Поубиваю ж ненароком!
Но в Заземье поселяне следовать не пожелали, даже в присоседившуюся Зелёную Хмурь свернуть не подумали, а, сопроводив позорное отступление шквалом бросков, ломанулись следом вымуштрованной «свиньёй». Видел бы то упырь – прослезился под впечатлением.