Самураи державы Ямато
Шрифт:
Во-вторых, японские «боевые холопы» отличались редкостным хладнокровием, с которым они расставались с собственной жизнью. Самоубийство было чрезвычайно широко распространено в самурайской среде уже с XI века; обычай велел верному вассалу добровольно уходить из жизни, если умирал его господин (это называлось «смертью вослед»); смерть от своей собственной руки также служила средством избежать позора и бесчестья; способом продемонстрировать свои самоконтроль и выдержку в экстремальных обстоятельствах. В этой связи обычай вспарывать себе живот («сэппуку», или «харакири») должен рассматриваться не как экзотический способ ухода из жизни, но как традиционная, последняя в земной жизни, демонстрация собственной доблести. Добровольно убивая себя столь мучительным
Вскрытие себе живота (а вскрывать живот предписывалось определенным зигзагообразным движением) далеко не всегда приводит к немедленной смерти самоубийцы, она бывает долгой и грязной. И потому очень часто при ритуальном самоубийстве «боевого холопа» присутствовал «помощник», или «секундант» («кайсяку»), избавлявший «буси»-самоубийцу от неприятных последствий этого жестокого акта, когда могло произойти что-то некрасивое, грязное, непристойное, грозившее омрачить последние минуты благородного воина и торжественность момента. О «сэппуку» у нас будет еще подробнее рассказано далее.
В XVIII веке самурай Цупэтомо Ямамото признавался:
«Я постиг, что путь самурая — это смерть».
Постоянная память о смерти (характерная и для некоторых других, в том числе западных, элитарных групп или сообществ — например, для «вольных каменщиков», или масонов, одним из главных девизов которых является «Memento more», то есть «Помни о смерти», одним из главных символов — человеческий череп или скелет с надписью «Ты сам таков будешь» и т. д.) порождает некоторый сентиментальный настрой. В Средние века в некоторых вариантах «бусидо» были распространены наставления по занятиям изящной словесностью, в первую очередь — поэзией. В этих наставлениях утверждалось, что умение составить возвышенное стихотворение перед самоубийством (или просто перед лицом смертельной опасности) подчеркивает величие самурайского духа и его способность возвышаться и над смертью, и над жизнью.
О ВОСПИТАНИИ СЫНОВЕЙ «БОЕВЫХ ХОЛОПОВ»
Воспитание «боевого холопа» начиналось с раннего детства. Вместо волшебных сказок родители рассказывали малышам о «войне Гэмпэй» и о других, столь многочисленных в истории Японии и самурайского сословия, драматических событиях. В этих повествованиях отважные герои-самураи всегда одерживали блистательные победы над врагами, а если военное счастье изменяло им — бестрепетно и хладнокровно шли на смерть. Как правильно предполагали взрослые, подобные рассказы пробуждали в детях пылкое желание когда-нибудь стать таким же, как вызывающие их восхищение идеальные герои из родительских рассказов.
Но чтобы стать истинными «боевыми холопами», одного желания было недостаточно. Воспитание настоящего «буси» — дело многотрудное, долгое, кропотливое, требующее ежедневного напряженного труда. С нашей сегодняшней точки зрения оно (как, скажем, воспитание спартанских юношей) может показаться излишне суровым.
Прежде всего, мальчика самурайского рода учили владеть своим телом и своими чувствами. Преисполненные любви к своему сыну, родители хотели научить его без жалоб сносить боль, голод, холод, отсутствие сна и любые другие жизненные тяготы. Если мальчик, паче чаяния, оказывался не в силах сдержать слезы, мать отчаянно бранила его за это проявление недопустимой для будущего «буси» слабости.
Железная воля, сильный и цельный характер, умение подчиняться жесточайшей дисциплине воспитывались в отроке не только великими примерами, увещеваниями и наставлениями, но и всеми условиями жизни будущего самурая.
Так, мальчиков в семьях японских «боевых холопов» будили еще в предрассветные сумерки, оставляли играть в нетопленой комнате, подолгу не кормили. Еще большие испытания ожидали их, однако, впереди, когда они подрастали и их уже можно было учить чтению и письму в соседнем
Впоследствии им предстояло научиться побеждать чувство страха, свойственное всякому человеку от рождения. Будущих самураев оставляли одних ночью на кладбище или возле эшафота, в компании повешенных, обезглавленных, разрубленных на куски или распятых осужденных.
«Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат…»
В то время когда мальчики закаляли подобным образом свою волю, их учили обращению с оружием. Приобщение к этому искусству начиналось с торжественной церемонии. Будущему «боевому холопу», которому к тому времени исполнилось пять лет, вручали меч (окончательно ставший к описываемому времени главным видом оружия и символом самурайского сословия). Первыми, основными учебными предметами были плавание, верховая езда и «дзюдзюцу» (джиу-джитсу) — искусство самозащиты без оружия. После освоения учеником этих азов переходили к обучению стрельбе из лука («юодо»), единоборству на копьях-«яри» и глефах-«нагинатах», а также фехтованию на мечах. Кроме того, юный «боевой холоп» должен был овладеть и другими полезными навыками — например, научиться плавать со связанными руками и ногами, в том числе в доспехах, форсировать водные преграды, используя вместо моста лианы и, не оступаясь, сражаться среди бурных потоков горных рек.
К пятнадцати годам, то есть к моменту окончания учебы, молодой человек должен был стать таким, каким и надлежало быть истинному самураю: «спокойным, как пес; неподвижным, как гора; холодным, как туман; быстрым, как ветер, в принятии решений и яростным, как огонь, в нападении». Поневоле вспоминается известное изречение одного политического, государственного и военного деятеля первой половины XX века, кровавыми буквами вписавшего свое имя в историю человечества:
«Крепкой, как выделанная кожа, твердой, как крупповская сталь, и быстрой, как гончие псы, должна быть германская молодежь».
Если прошедший обучение юноша из самурайского рода соответствовал всем этим требованиям, его находили достойным быть принятым в воинское сословие.
Церемония воинской инициации, так называемая «гэмпуку», начиналась с того, что кандидат в «боевые холопы» отказывался от своего детского имени, полученного при рождении, и принимал новое имя. После этого ему выбривали лоб и всю переднюю часть головы до макушки, а волосы на затылке заплетали в косичку — «магэ» (эту косичку пропитывали помадой и загибали вперед). Затем молодому «буси» вручали знаки его нового достоинства — «дайсё», то есть пару мечей (короткий и длинный), а также будничный лакированный головной убор, напоминающий колпак («эбоси») [71] , и остроконечную шапочку для ношения во время торжественных событий и церемоний («каммури»).
71
Аналогичные колпаки-«эбоси» использовались самураями описываемой эпохи и в качестве подшлемников.
Сыновья рядовых самураев получали, как правило, лишь домашнее воспитание и, в лучшем случае, могли посещать частные школы. «Сёгун» (а в определенный период истории Страны восходящего солнца — также и «сиккэн»), «даймё» и другие высшие представители воинского сословия отправляли своих сыновей на обучение в элитные государственные школы. Помимо различных боевых искусств знатные юноши постигали там глубоко укоренившееся в Японии учение Куп Фу Цзы, а также изучали математику, медицину и фармацевтику, поэзию, овладевали искусством каллиграфии. Таким образом, когда молодые «боевые холопы» из аристократических семейств покидали стены училища, они были не только отменными воинами, но и высокообразованными людьми, наделенными тонким чувством прекрасного.