Самвел

Мелик-Акопян Акоп

Произнеся надгробное слово патриарха, которое Мамиконяны знали наизусть, так как оно являлось их традиционным символом веры, Мушег добавил:

— Армянская церковь во время литургии перед святым престолом поминает в числе своих мучеников и нашего деда. Но отныне та же церковь будет произносить проклятие его недостойному сыну.

— И это мой отец!.. — воскликнул Самвел горестно.

Мушег ответил:

— Враг родины, изменник родины не может быть ни твоим отцом, ни моим дядей. Отныне он для нас чужой, и даже более чужой, чем какой-нибудь перс. Согласен ли ты со мной, Самвел?

— Целиком!

— Дай руку!

Самвел протянул дрожащую руку.

— Решено, — сказал Мушег и подсел к брату. — Теперь подумаем, что нам предпринять.

Воцарилось

долгое молчание.

— Слушай Самвел, — начал Мушег. — Никогда еще Армения не была в такой опасности, как теперь. Царь, патриарх и спарапет — все в плену, и, враги поспешат этим всемерно воспользоваться. И еще сильнее, чем внешние враги, угрожают нам внутренние раздоры. По полученным мною сведениям, многие наши области и провинции восстали против царя и хотят свергнуть власть. Восстал Агдзникский бдешх [18] , он возвел громадную дзорайскую стену и отгородился от нас. Восстал Норшираканский бдешх. Восстали бдешхи дома Махкера, Нихоракана и Дасынтрея. Восстал бдешх Гугарка. Восстал тер [19] провинции Дзороц, тер провинции Кохб и тер Гартманадзора. Охвачена восстанием сильная провинция Арцах, гавар [20] Тморик и Кордрикский ашхар; восстал Кордухский тер. Восстал весь Атрпатакан, сильный ашхар Маров и ашхар Каспов. Восстали также князья Анцитский и Великого Цопка. Пограничные с персами князья присоединились к персам, пограничные с греками — перешли на сторону греков.

18

Так назывались правители четырех окраинных областей древней Армении. Эти самые крупные феодалы должны были охранять границы государства от врагов.

19

Слово тер имеет различные значения в зависимости от того, в каком контексте оно употребляется. Означает: властелин, господин, всемогущий, создатель, всевышний. Его употребляли при обращении к крупнейшим феодалам, светским и духовным.

20

Гавар, ашхар — крупные территориальные единицы Армении (в значении «край», «область», «провинция»).

Самвел, слушавший все это с глубоким возмущением, прервал Мушега и воскликнул:

— Нет совести у тех князей, которые, являясь хранителями границ, в минуту общей опасности, вместо того чтобы защищать страну от врагов, сами восстают и протягивают руку врагу. Что же мы можем предпринять, когда главные силы нам изменили?

— С нами народ! — грозно произнес Мушег. — Враг допустил большую ошибку, и мы ею воспользуемся. Враг посягнул на священные чувства народа — на церковь. Если бы твой отец и Меружан Арцруни знали душу армянского народа, они бы не посмели трогать церковь. Тогда, быть может, они и сумели бы покорить Армению. Но теперь они проиграют, я в этом уверен.

— Народ еще ни о чем не догадывается…

— В этом нам сильно поможет духовенство. У тебя, Самвел, близкие отношения с Аштишатским монастырем. Завтра, не теряя времени, отправляйся туда и сделай, что следует. Я тоже разошлю людей по всем монастырям.

— Но я не знаю, как мне поступить с матерью. Она совсем связала меня.

— Твоя мать, Самвел, ужасная женщина; она может причинить нам большой вред; ты должен быть с ней осторожен.

— Осторожен? Как?

— Ты должен показать, будто согласен с ней.

— Значит, надо лицемерить? Это будет тяжко для меня.

— Пока другого выхода нет.

VII. Предлог

Солнце стояло уже высоко, но Самвел все еще не выходил из опочивальни. Он поздно ночью вернулся от Мушега и лег в постель

почти на рассвете. Иусик уже несколько раз подходил к дверям его опочивальни и с нетерпением прикладывал ухо к замку, долго, с осторожностью прислушиваясь к тяжелому дыханию и вздохам своего господина. «Не захворал ли?» — подумал он наконец. Приветливое лицо доброго юноши приняло глубоко опечаленное выражение.

После ухода Иусика в приемную палату вошел старик, сухой и тонкий, как скелет. Голова и борода его были совершенно белые, холодное лицо цвета пергамента, с резкими чертами говорило о твердом характере. Казалось, он сам не знал, зачем пришел, но вскоре нашел себе занятие. Он стал ходить от одного предмета к другому, рассматривать каждый, переставлять с места на место; подошел к стоявшим в углу пикам и копьям и, взяв одно из них, перенес в другой угол, а копье правого угла переставил в левый. Посмотрел на пику и, заметив, что она стоит косо, поправил ее. За этим занятием застал его вошедший в комнату Иусик.

— Разве это твое дело? — сказал Иусик, хватая старика за руку. — Опять пришел, чтобы все перепутать?

— Молчи, щенок! — крикнул старик и с такой силой отшвырнул Иусика, что, не обладай тот ловкостью кошки, он, наверное, рассыпался бы, как штукатурка, по полу.

— Тише, милый Арбак, — взмолился юноша, — князь еще спит.

— Спит… — насмешливо протянул старик, — нашел время спать! Ничего, сейчас проснется…

Шум в приемной палате действительно разбудил Самвела. Старик Арбак был дядькою Самвела. Молодой князь вырос у него на руках; поэтому Арбак и вел себя с такой непринужденностью. Это был старый воин с суровым и чистым сердцем. Несмотря на свой возраст, он сохранил свежесть мужественной души. Самвел уважал этого человека, уважал его старость и его нестареющую храбрость. И теперь еще стрела, пущенная стариком, попадала в цель, его глаз не утратил меткости. Арбак был учителем Самвела во время охоты и военных упражнений; он учил его бегать, прыгать с крутизны, укрощать строптивого коня, стрелять из лука и пробивать стрелою железную броню, — эти упражнения делались и на медных досках; учил одним взмахом меча отсекать человеку голову или с размаху разрубить его пополам, — эти опыты производились на животных.

Учил переносить голод и жажду и спать под открытым небом, на голой земле. Словом, Арбак развивал в Самвеле те качества, какими должны были обладать в ту суровую эпоху дети нахараров, для того, чтобы стать хорошими воинами и храбрыми людьми. Основы нравственного воспитания дядьки Самвела были весьма несложны. Они состояли лишь из нескольких требований: не лгать, исполнять данное слово, быть милосердным к больным и слабым, быть верным царю и отчизне, довольствоваться малым и быть воздержанным. Более же углубленное нравственное и духовное воспитание Самвела было поручено особым педагогам, которые обучали его религии, языкам и наукам. Эти учителя приглашались из находившегося поблизости Аштишатского монастыря.

Арбак, как человек очень скромный, предпочитал, чтобы о нем говорили другие. Но временами, когда кому-нибудь случалось рассердить его, он напоминал провинившемуся о своей родовитости. «Я не какой-нибудь подкидыш», — говорил он в таких случаях. Арбак особенно любил рассказывать о том сражении, во время которого персы разрушили плавучий мост на Евфрате и не хотели пропустить Юлиана, а армяне, прогнав персов, открыли дорогу Юлиану. «Ах, если бы я знал, каким недостойным окажется Юлиан», — этими словами заканчивал обычно он свой рассказ.

Всякий раз, как Арбаку рассказывали какие-нибудь военные чудеса, он неизменно отвечал: «А вот когда мы дрались у Евфрата…», и затем излагал историю боя у плавучего моста. Он не мог простить Юлиану Отступнику его поступок с армянским царем Тираном, послуживший причиной гибели выдающегося армянского первосвященника.

Наконец Самвел, вышел из опочивальни и, увидев Арбака, приветствовал его словами:

— Здравствуй, Арбак, что скажешь?

— Будь здоров! — ответил старик и, поджав ноги, уселся на ковер.