Самые смешные рассказы

Обухов Евгений Алексеевич

Матвей Иванович так и объяснил чиновнику в город-скол? отделе культуры, куда обратился с предложением подарить трехметрового Ильича городу и украсить им клумбу перед входом в парк культуры и отдыха. Но видно чего-то знал о ближайшем будущем или чувствовал что-то в конце непростых восьмидесятых ушлый Свирид Петрович Владимиров, чиновник от культуры, в русле перестройки взяток не берущий. Да только вождь, выкрашенный серебрянкой, еще бы пятилетку назад пошедший здесь на ура, теперь не вызвал у босса культур-мультур прилива энтузиазма.

И отказать перед светлым образом Ленина он, истинный член бюро райкома, не имел права. Но и поспешно украшать город необычной фигурой Ильича, в принципе теряющего

авторитет в рядах модных набирающих силу и наглость демократов, тоже остерегался. Свирид Петрович выбрал самый надежный путь. Он повел дарителя по кабинетам, всюду показывал, представлял и ставял в пример.

Но попутно попросил для соблюдения незначительных формальностей согласовать место установки монумента с архитектурным отделом и время установки с оргмассовым. Побывать во дворце культуры и заручиться участием в празднике открытия коллективов танцевального, хорового и духового оркестра. А заодно представить накладные и чеки о покупке полмашины глины, все документы на переоборудование гаража под мастерскую, где был сотворен шедевр, включая общий план земельного владения и справки бюро технической инвентаризации о соответствии постройки утвержденному первоначально плану, И в порядке поощрения самому договориться с вездесущей, насквозь прокуренной, джинсовой и не имеющей возраста корреспонденткой местной газеты Ритой Курановой. По поводу большого полностраничного репортажа о творчестве его же самого, скульптора Венчальникова, и об открытии означенного памятника.

Через месяц исхудавший и забывающий бриться Матвеи Иванович с помощью нанятого за две поллитры крана выдворил своего Ильича в палисадник. Там сфотографировал изваяние на память для личного архива и для Союза художников н, опасаясь неожиданных налогов, штрафов и новых проверок, шепнул никогда не трезвеющим мужикам оозле магазина парфюмерии, что внутри глиняного истукана, если его разбить, находится несколько десятков килограммов стальной первосортной арматуры.

К утру памятника В.И, Ленину на участке Матвея Ивановича Венчальникова не оказалось. А трудолюбивые следы на молодой майской траве обрывались на обочине шоссе.

Скульптор вздохнул свободно и на неделю приник к телеэкрану, где набирал обороты, кипение и бурление Первый съезд народных депутатов СССР, а бывший враг народа Бухарин удостоился пятичасового хвалебного сериала.

4

Когда на круглой московской площади скинули на асфальт величественного Железного Феликса, Матвей Иванович за обедом опечалился:

— Нехорошо это, исторически неправильно. Ладно, строй общественный меняй, но зачем же памятники ломать?!

Еще через неделю он сходил в парикмахерскую, чтобы постричься ежиком, потом сделал флюорографию и снял кардиограмму. Совершив, таким образом, все необходимые формальности перед новым творческим (в хорошем смысле этого слова) запоем, он сел на табуретку посреди кухни и заявил жене:

— Послушай, чего. День, ведь, как говорится, год кормит. Мне надо уйти в себя. Для народа и истории. То, что я в нынешние плодотворные месяцы не сотворю, в старости десятилетиями не наверстаешь.

Понятливая супруга всплеснула руками и нашарила в тумбочке валокардин, почуяв, что в обозримом будущем денег на новую стиральную машину не накопить и помощи по даче от благоверного не ждать. Но Матвей Иванович отнесся к семейному бюджету весьма щадяще. Учтя былое фиаско крупных форм, он переключился на малоемкие поясные портреты и отдельные головы на постаментах.

К властям решил больше не соваться. Осень ушла на изготовление головы Феликса Эдмундовича Дзержинского, которая оказалась неуловимо похожа и на голову Михаила Иваныча Калинина, да и почему-то на лик скандального писателя Симонова. В сумерках по первому снегу он погрузил изваяние на санки

и отвез в городской сквер, где взгромоздил на давно пустующий кирпичный постамент от довоенной «Девушки с веслом». Новая скульптура простояла дней пять, после чего неустановленные пьяные россияне свалили ее на землю и ногами закатили на край сквера к ужастенному Лущихинскому оврагу. Куда и сбросили в грязь и коричневый бурьян, расколошматив в результате такой крамолы истукана о нагромождение тяжелых острых, железяк.

Узнав о происшествии, Венчальников попил водки. Немного, недели три, а затем вновь взялся за работу. Теперь он решил украшать родной город и приобщать земляков к прекрасному комплексно. К весне, когда по паркам сгребли в терриконовые кучи и сожгла прошлогоднюю листву вместе со всем зимним хламом, а стволы бодренько вымазали известью, у скульптора были готовы пять разных портретов. Места он высмотрел и приготовил заранее. Вывозил творенья на предательски скрипевшей тележке, бывшей некогда детской коляской, всю ночь. И утром город ахнул: бюсты розового цвета (запасов иной краски в заметно обветшавшем гараже не нашлось) обосновал а, и в сквере, и перед входом в парк культуры, и в самом парке, и непосредственно на треугольной центральной площади прямо под окнами кабинета Свирида Петровича Владимирова.

Неприятность приключилась днем. Точнее, не одна неприятность, а целая зловредная череда. Выспавшись и с удовольствием отобедав жениным борщом (а чтобы как-то обеспечить будущее семье и одержимому вдохновением безденежному ваятелю, супруга спешно продала родительский дом в деревне Лыткино), сытый Матвей Иванович отправился по точкам с ведром раствора. Он вознамерился зацементировать основания под всеми бюстами и головами, чтобы наверняка застраховаться от повторения Лущихинского овражного синдрома.

Но как раз во время работы над постаментом Иосифу Виссарионовичу на него напали четыре идущих с митинга хорошо одетых оголтелых тетки с трехцветными флагами. Обозвали красно-коричневым, истребовали ради свободы я демократии убрать глиняного душегуба и, получив в ответ от Венчальникова проповедь о необходимости сохранения в памяти народа всей исторической правды целиком, отлупили скульптора древками знамен.

Устав бороться за демократию, но пообещав возвратиться с бульдозером, фурии оставили место схватки. Вздрюченный Матвей Иванович переместился в парк к голове Никиты Сергеевича Хрущева. Здесь его уже поджидали несколько мордоворотов в черных рубахах. Внимательно изучив белобрысую внешность автора, и огорчившись отсутствием в ней цыганско-еврейских черт, парни все-таки ради профилактики умело наваляли Венчальникову по физиономии и по почкам, наказав на прощанье в тот же день убрать из общественного места ненавистный лепной портрет Егора Гайдара. Пытаясь подняться, упираясь в бордюр локтями и мельтеша каблуками по влажному газонному чернозему, скульптор попробовал объяснить ультрапатриотам, что перед ними вовсе не Гайдар, но дыхание еще не восстановилось, и объяснение не произошло.

Нужно ли говорить о том, что Матвей Иванович перепачканный землей, с разбитым носом, с оторванным рукавом отказался от просмотра и фундаментной доработки других изваянии. Но, доплетясь до центральной площади, он не мог не остановиться, чтобы передохнуть возле собственноручного мощного, будто вырастающего из бетонных плит, торса Петра Великого.

Тут-то его и повязал ОМОН, вызванный Свиридом Петровичем. Местный руководитель культуры до глубины души был возмущен как самоуправством доморощенного скульптора, так и его упорным нежеланием дать хоть какую-нибудь взятку. Все время экзекуции Свирид Петрович величаво провел у широкого окна второго этажа, скрестив руки на груди и сурово наморщив широкий лоб, плавно переходящий в блестящую лысину.