Самые знаменитые влюбленные

Соловьев Александр

В конце концов, не Дали создал Галу такой, какой она стала. Она это сделала сама. Экзальтированная и меркантильная одновременно: «Я никогда не буду просто домохозяйкой… Я буду делать все, что захочу, но при этом сохранять привлекательность женщины, которая себя не перетруждает. Я буду как кокотка сиять, пахнуть духами и всегда иметь ухоженные руки с наманикюренными ногтями». Черствая и бесконечно заботливая. Совсем не красавица, она как магнитом притягивала мужчин. Еще до того, как сложился треугольник Дали – Гала – Грандель (взявший себе псевдоним Элюар), супруги Поль и Гала испробовали прелести подобного союза с художником Максом Эрнстом. В авангардные 20-е

это не выглядело чем-то диким, тем более в артистической среде.

Тем более что Элюар сам был в благоговейном восторге от Дали. Он восхищается фильмом «Андалузский пес», который Бунюэль и Дали сняли, как будто не просыпаясь, продолжая видеть сны. «Пса» сразу назвали «классикой авангарда», а авторитет его создателей – и без того немалый – взлетел на недосягаемую высоту. Элюар словно не мог говорить ни о чем другом. «Он не переставал восхищаться своим милым Сальвадором, словно нарочно толкал меня в его объятия, хотя я его даже не видела», – вспоминала впоследствии Гала.

В августе 1929 года Элюар вместе с Гала приехали в гости к Дали в деревеньку Кадакес по его приглашению. Дом художника располагался за деревней, на берегу бухты, похожей на полумесяц. Он был выкрашен в белый цвет, перед ним рос эвкалипт и пламенели герани, ярко выделяясь на черном гравии. Верный себе, перед встречей Дали располосовал свою шелковую рубашку, выбрил подмышки и выкрасил их синькой, натер тело оригинальным одеколоном из рыбьего клея, козьего помета и лаванды, чтобы задействовать и сенсорные эффекты. За ухо засунул красную герань и уже собрался в таком неотразимом виде выйти к гостям, на пляж, как увидел в окне жену Элюара. Она показалась художнику верхом совершенства: «Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной».

И тут, наверное, в первый и единственный раз, Дали решил, что ему будет вполне достаточно того, что есть в нем самом, – его тщеславия будет достаточно самого по себе. И оказался прав: « Она стала рассматривать меня как гения, полусумасшедшего, но обладающего большой духовной силой…» «Я сразу поняла, что он – гений», – вторила ему Гала. Элюар был талантлив, а Дали – гениален, и это сразу определила Елена Дьяконова-Элюар. Она обладала врожденным художественным чутьем.

На скалах над морем, куда на прогулке Сальвадор завел Гала, та, повинуясь внезапному порыву, произносит: «Мой мальчик, мы больше не будем расставаться». Он продолжает воспевать ее: «Тело Гала мне казалось сделанным из божественной плоти цвета золотистого муската». Через два месяца он приезжает к ней в Париж. «Я по-настоящему могу с тобой поздороваться, только занимаясь с тобой любовью», – пишет Сальвадор.

Гала осталась с Дали, который был моложе ее на десять лет. Элюар попытался сохранить ситуацию треугольника, он фактически содержал в тот момент любовников, выплачивая Гала массу денег. Дали союзу категорически воспротивился, ведь они уже пообещали с Гала посвятить свои жизни друг другу и даже отказались от мысли обзавестись детьми.

В конце концов Элюар собрал чемоданы и покинул прибежище Сальвадора Дали, получив за потерю жены своеобразную компенсацию в виде собственного портрета. Дали так объяснял идею его создания: «Я чувствовал, что на меня возложена обязанность запечатлеть лик поэта, с Олимпа которого я похитил одну из муз».

В начале 30-х Гала еще и сделали операцию, в результате которой

она стала бесплодной. А родившуюся в браке с Элюаром дочь она оставила на попечение мужа и совершенно не интересовалась ее судьбой. В одной из биографий Гала натыкаешься на такую фразу: «Возможно, забывая свою дочь, Гала таким образом как бы подчеркивала свое расставание с прошлым». В итоге она рассталась с прошлым весьма решительно, лишив дочь наследства и в очередной раз отказавшись от свидания с нею незадолго до своей смерти.

Дали нравится подобный тип женщин, Гала заменила ему мать (та скончалась, когда подростку исполнилось 16) – и не только. В конце 30-х Градива с лицом Гала превращается у него в метафору Испании, уничтожаемой гражданской войной, оказавшейся у мерцающей кромки бытия, неуверенной ни в собственном существовании, ни в реальности остального мира. Изгиб спины Гала, растиражированный в многочисленных полотнах, проскальзывает в разных вариациях на тему Градивы – будь то «Испания» 1938 года из музея Бойманса – ван Бейнингена в Роттердаме или набросок к «Градиве, вновь открывающей для себя антропоморфные развалины» (1931–1932) из собрания музея Тиссена-Борнмемисса. Дали и позже называл жену Гала Градива, воздавая неизбежное ее характеру: древние называли «Градивусом» Марса, когда бог войны выступал как раз на войну.

Вообще влияние образа Градивы на сюрреалистов было столь велико, что в 1938 году Бретон открыл во французской столице галерею «Градива» (сам Дали был к тому моменту уже давно Бретоном исключен из сюрреалистической партии за ошибки во взглядах).

Гала же – помимо гения – находит в Дали того самого ребенка, которого, видимо, всегда искала, – ранимого и бесконечно ей преданного, зависимого от нее практически во всем. Она берет на себя все дела Дали, пытается (поначалу без особого успеха) продавать его картины в Париже, в Америке, куда художник отправился в 1940 году пересиживать войну. Она была его мыслителем, его музой, его импрессарио, его счастьем и его проклятием: «Я слепо верил тому, что она предсказывала мне».

Дали – абсолютно непрактичный, робкий, закомплексованный человек, боялся всего – от езды в лифтах до заключения договоров. Гала как-то обронила: «Утром Сальвадор совершает ошибки, а во второй половине дня я их исправляю, разрывая легкомысленно подписанные им договоры».

Гала искала богатых спонсоров, организовывала выставки. «Никогда мы не сдавались перед неудачами, – отмечал Дали. – Мы выкручивались благодаря стратегической ловкости Гала. Мы никуда не ходили. Гала сама шила себе платья, а я работал в сто раз больше, чем любой посредственный художник».

Сестра Гала Лидия, однажды навестившая супругов, отмечала, что никогда в жизни не видела более нежного и трогательного отношения женщины к мужчине: «Гала возится с Дали как с ребенком, читает ему на ночь, заставляет пить какие-то необходимые таблетки, разбирает с ним его ночные кошмары и с бесконечным терпением рассеивает его мнительность. Дали швырнул часами в очередного посетителя – Гала бросается к нему с успокоительными каплями – не дай бог, с ним сделается припадок».

Империя собиралась по кусочкам. Когда не шли картины, Гала заставляла Дали заниматься различными поделками: разрабатывать модели шляпок, пепельниц, оформлять витрины магазинов, рекламировать те или иные товары… Можно сказать, она держала Дали под постоянным финансовым и творческим прессом. Итог этой деятельности подвел журналист Фрэнк Уитфорд в 1994 году, запросто назвав Гала хищницей: « Она просто взяла беззащитного и, несомненно, одаренного Дали и превратила его в мультимиллионера и звезду мировой величины».