Самый бездарный роман
Шрифт:
И это, действительно, было так: Михаил полюбил её. Впервые за всё своё существование Михаил так полюбил. То есть, конечно, он и раньше любил, но это было совсем не так, раньше он любил как-то отстранённо, он любил несознательно, автоматически, просто потому что любить было надо. А теперь он любил, потому что понял, кого любит и за что. И если бы Оксана поцеловала его ещё раз, он уже не упал бы в обморок. Он ответил бы на её поцелуй, потому что нет ничего прекраснее на этой Земле, чем целовать того, кого любишь.
***
А
Ну почему она молчит? Он-то считал это дело совсем пустяковым! Она щебечет о всяких пустяках: работа, Оксана, бывшая любовь, книги. Но никогда о детстве, никогда о родителях. Не целоваться же с ней в самом деле, чтобы она раскрылась полностью!
«А если всё-таки придётся?» – поинтересовался голос в ухе.
– Не придётся, – хмуро ответил Олив. – Придумаю, что-нибудь. Мишенька тоже недалеко от меня ушёл.
И он придумал. Нужно ознакомить Катю со своими родителями! Как же он раньше-то до этого не докумекал! Вот только, где же их взять? Купить! Чего же проще! Найти тех, кто согласится за хорошие деньги сыграть роль его семьи!
«Врать будешь снова,» – печально протянул голос.
– Буду, я не Мишка, мне можно, – хихикнул Олив. Посмотрим, чья возьмёт!
***
Михаил страдал. Не так, как страдают настоящие мужчины: строго, сдержанно, стиснув зубы. Он страдал сильно, надрывно, слёзно. Мало того, что он ничем не мог помочь Оксане, он ещё и не оправдывал ожиданий того, кто его послал сюда, к ней. Он раздражался на назойливый голос в ухе и раздражался на себя за то, что раздражается. Ему казалось, что он неотвратимо становится тем, над кем он всегда так легко возвышался. Он становится кем-то вроде Олива.
– Ну уж нет! – бросил Михаил вызов голосу. – Ни за что!
«И даже врать больше не будешь?» – восхитился голос, правда, весьма ехидно и недоверчиво.
– Я буду стараться! – твёрдо сказал Михаил.
«Ну, ну,» – с сомнением сказал голос.
Михаил усилием воли сдержал подступающее раздражение и улыбнулся своему отражению в зеркале. Он спешил к Оксане.
***
– Ты очень любишь Катю? – неожиданно спросил Михаил. Они сидели за столиком небольшого кафе, где подавали на удивление вкусную, будто домашнюю, пиццу на толстом тесте, точно такую, какая нравилось Оксане.
– Катю? – переспросила молодая женщина удивлённо, словно она никогда и не задумывалась о тех чувствах, которые
Михаил усилием воли сдержал возглас: «Да неужели?»
Но Оксана поняла его молчаливый вопрос:
– Я сейчас не имею ввиду внешность. Согласна, сходство кажется поразительным, но «есть многое на свете, друг Горацио…»
– А как вы познакомились?
– А ты знаешь, не помню, – засмеялась Оксана. – Хотя это и не так давно было. И, самое странное, что она тоже не помнит. Какая-то коллективная амнезия. Мне иногда кажется, что она всегда была. То есть я всегда её знала, с самого детства.
– А какая ты была в детстве? Такая же?
– И какая же я? – кокетливо спросила Оксана.
– Смелая, весёлая…
– О нет, только не смелая. Я очень застенчивой была, скромной, серьёзной.
– Ты? – не поверил Михаил. И обрадовался, что Оксана разговорилась, может быть, сейчас, вот сейчас…
– Да. Я ведь одна у родителей, меня оберегали, – сказала молодая женщина и осеклась, потому что о родителях говорить было нельзя.
Оксана внезапно схватилась руками за голову.
– Что? Что? – испугался Михаил.
«Дожми её!» – зашептал голос в ухо. – Сделай это. Победа близка. Давай же.»
– Мне нехорошо. Может, пойдём домой? – пролепетала Оксана, резко побледнев.
«Дожимай,» – настаивал голос. – «Ну же!»
Оксана уже стала, как полотно, даже белее полотна. И постороннему взгляду было видно, что ей плохо. Женщина вся как-то сжалась, прижимая руку ко рту, похоже, пытаясь удержать внутри себя подступающую тошноту. А Михаил между тем колебался. Он смотрел на Оксану, готовую в любую секунду потерять сознание, и молчал. Он молчал, а голос в ухе Олива плакал. И Олив не понимал, почему. Он искал тех, кто мог бы притвориться его родителями.
Глава 13
Катя слегка нервничала: конечно, за Оксаной и раньше подобное водилось, она запросто могла пропасть дня на три, не предупреждая, зачем, куда отправилась и когда вернётся. Но Катя всё равно нервничала, потому что нервничал Михаил.
– Я, кажется, обидел её, – сказал он, с интересом разглядывая однообразные картинки на линолеуме.
– Чем же? – Катерина от удивления выпучила глаза. Разве деликатный, нежный, но в тоже время героический Миша способен кого-то обидеть? А тем более Оксану. Оксану нельзя обидеть, ведь она – кремень, столб, нормальный пацан, в конце концов.
– Ей стало нехорошо в кафе, а я как-то растерялся… – прошептал он. – Она вернётся? Она точно вернётся?
– А куда ж ей деваться? – беспечно ответила Катерина. – Обязательно вернётся.
– А ты не могла бы позвать её? – поинтересовался Михаил.
Катя сначала растерялась, а потом неожиданно для себя рассердилась:
– И каким образом, по-твоему, я должна это сделать? Я её под свою юбку что ли запрятала от тебя? – здесь следует заметить, что женщина была одета яркие красные брюки, немного ей великоватые.