Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил
Шрифт:
Тем не менее, бездетным его не назвать. Однажды он встретил женщину по имени Мехтхильда Бельц, которая стала его любовницей. Они прижили общего ребенка. Позднее Мехтхильда, возможно, по настоянию Фуггера, вышла замуж за врача и вместе с мужем воспитывала дочь Фуггеров, тоже Мехтхильду. Общество той поры не слишком порицало прелюбодеяние, и девочка, когда выросла, вышла замуж за Грегора Лампартера, ректора Тюбингенского университета, старейшего и наиболее престижного высшего учебного заведения Германии. Существуют определенные сомнения относительно отцовства Фуггеров, но ничем иначе не объяснить щедрую финансовую поддержку Лампартера со стороны Якоба. Когда Лампартер пять лет служил советником императора Максимилиана – эту должность обеспечил ему Якоб, – Фуггер платил приемному отцу своей дочери 8000 флоринов в год. Когда некий рыцарь похитил Лампартера, Фуггер внес за него выкуп. Герцог Вюртембергский также пытался задержать Лампартера и использовать его в качестве заложника в споре с Максимилианом. Лампартер ускользнул от герцога, но сам факт, что герцог планировал его захватить, свидетельствует о необычно тесных отношениях Лампартера
Мы не знаем, имел ли Фуггер других любовниц, но известно, что любовник был у Сибиллы. Конрад Релингер, аугсбургский купец и друг семьи, часто бывал в доме Фуггеров. Когда Фуггеру требовался свидетель сделки, он обычно звал Релингера. Портрет Релингера и его девяти детей, кисти Бернхарда Штригеля, висит в Старой Пинакотеке в Мюнхене. Сибилла вышла замуж за Релингера через несколько недель после кончины Фуггера.
Наиболее известным – печально известным – современником Фуггера был Чезаре Борджа, кровожадный сын папы Александра VI. Пока Фуггер в Аугсбурге приумножал прибыли, Борджа в Риме убийствами прокладывал себе путь наверх. Он далеко не единственный прибегал к убийствам как способу «карьерного роста». Эта практика была широко распространена в эпоху Возрождения. Смерть Мирандолы, поборника гуманизма, произошла от яда. Распространенность данной практики побудила великого историка семейства Фуггеров, Готфрида фон Пельница, который посвятил изучению семейных архивов больше времени, чем кто-либо еще, задаться вопросом, а не прибегал ли сам Фуггер к услугам наемных убийц. В 1502 году умер Зигмунд Госсемброт, наиболее опасный соперник Фуггера. Он скончался всего через несколько месяцев после смерти своего брата и партнера Георга. Смерть настигла их, как раз когда они снова принялись убеждать Максимилиана уволить Фуггера. Они утверждали, что смогут обеспечить императора деньгами в тех же объемах, что и Фуггер, но на более выгодных для заемщика условиях. Прежде чем Максимилиан успел принять решение, оба Госсемброта оказались мертвы. У Фуггера, конечно, был мотив: Госсемброты не давали ему покоя. Но все доказательства фон Пельница опираются на факт отсутствия официальных документов о кончине братьев. Это ничего не доказывает. Даже оставляя в стороне то обстоятельство, что убийство было тяжким преступлением и подразумевало колоссальный риск для убийцы, Фуггер в подобные игры не играл. Ему не требовалось ради собственного успеха убивать людей наподобие Госсембротов. Он мог одолеть их силой своего интеллекта. После кончины Зигмунда Госсемброта Фуггер вовсе не радовался. Он предполагал, что дети Зигмунда продолжат отцовскую войну, и сказал: «Хотя Госсемброт мертв, он посеял завистливые семена».
В том же году к Фуггеру прибыли трое коммерсантов из швейцарского Базеля. Они торговали драгоценностями и из своих источников узнали, что Фуггер интересуется этими товарами. Он часто покупал украшения для Сибиллы, в том числе приобрел во Франкфурте кольцо, достаточно крупное для того, чтобы все в Аугсбурге его обсуждали. «Она носила золотые украшения и драгоценные камни, достойные принцесс», – писал друг семьи.
Коммерсантов Фуггер принимал в своем кабинете. Расположенный в доме его братьев, этот кабинет находился в задней части, выходил окнами не на оживленную улицу, а на тихую аллею. Этот кабинет обрастал легендами по мере того, как увеличивалось влияние Фуггера. Посетители называли его Комнатой, где считают золото. Слуги проводили коммерсантов внутрь. Камней и украшений гости не привезли, только эскизы. Но этого было достаточно, поскольку продавцы торговали самыми лучшими драгоценностями Европы, и рисунки краской на пергаменте, развернутом перед Фуггером, производили ошеломительное впечатление. Один изображал «перышко», украшенную драгоценными камнями заколку для шляпки. С другого взирала Белая Роза, рубин в форме сердца, окруженный алмазами. На третьем буквально искрилась бриллиантами подвязка, некогда принадлежавшая Эдуарду III Английскому. Нетрудно представить, что «изюминку» швейцарцы приберегли напоследок; предъявив последний рисунок, они не стали ничего говорить, ибо изображение было красноречивее слов. На рисунке был изображен один из крупнейших алмазов в мире. Ювелир придал ему прямоугольную форму, поместил в золотую оправу и окружил тремя рубинами, что напоминали три луча солнца, исходящих из сердца камня. Швейцарцы именовали это украшение Тремя Братьями. Позднее оно попало в Англию, королева Елизавета носит его на «Горностаевом портрете» [25] . Вместе с пышным кружевным воротником, кринолином и рукавами в оборку Три Брата на этом портрете олицетворяют богатство и власть.
25
Имеется в виду портрет кисти придворного живописца У. Сегара: королева изображена в парадных одеждах, к ней ластится белый горностай в золотом ошейнике.
Прежде чем Фуггеру показали рисунки, всеми четырьмя предметами владел Карл Смелый, который взял драгоценности с собой в свой злополучный швейцарский поход двадцатью шестью годами ранее. Подобно Максимилиану с его верой в магию императорской короны, Карл верил в чародейную силу предметов – и в то, что Господь дарует великие вещи великим людям. Еще он был убежден в справедливости утверждения, что чем больше предметов соберет человек и чем они ценнее, тем такой человек окажется могущественнее. Вот почему он также взял в Швейцарию серебряное блюдо, золотые кувшины, украшения из слоновой кости, инкрустированные драгоценными камнями мечи, резные кресла, святые мощи, кровать с балдахином, золоченые страусиные яйца и свою коллекцию обуви, включая стильные башмаки с невероятно длинными мысками. Возможно,
Швейцарцы удивили Карла близ Женевского озера, в битве при Мора [26] , и ворвались в его стан прежде, чем он успел увезти имущество. Качество этих предметов, не говоря уже о самом их изобилии, поразило швейцарских полководцев. Они распорядились предавать смерти каждого, кто осмелится присвоить хоть одну вещь. Распоряжение запоздало. Наиболее ценные предметы, в частности мелочи вроде драгоценных камней, уже исчезли в карманах и заплечных мешках солдат. Некий свидетель описывал, как один солдат нашел самый крупный из бриллиантов под колесами телеги. Солдат уступил этот камень за флорин – столько получал наемник в месяц – швейцарскому епископу, а тот, в свою очередь, продал камень городу Базель.
26
Иначе «битва при Муртене», сражение 1476 года, в котором войска Швейцарской Конфедерации нанесли серьезное поражение армии Карла.
Такие драгоценности пользовались большим спросом. Монархи приобретали их, чтобы похваляться своим богатством и властью. Коммерсанты же покупали их как форму сбережений, рассчитывая при необходимости продать – или забрать с собой, если вдруг придется бежать. В сундуках бриллианты, конечно, не приносили дохода, зато они не были подвержены инфляции. Кроме того, они отлично подходили в качестве подарков. Впрочем, швейцарцы обнаружили, что от бургундской добычи не так-то просто избавиться. Спустя десять лет после битвы при Мора они попытались продать одно из сокровищ, вероятнее всего, Трех Братьев, и лучшее предложение, которое им поступило, равнялось 4000 флоринов – малой толике реальной цены. Проблема заключалась в том, что все эти предметы были украдены. Во всяком случае, так считали Максимилиан и остальные Габсбурги, наследники герцогства Бургундского. Если какой-либо предмет появлялся на рынке, Габсбурги были вправе требовать его возвращения.
Карл Смелый был мертв уже восемнадцать лет к тому времени, когда швейцарцы обратились к Фуггеру, но все операции по-прежнему осуществлялись в тайне. Рисунки сподвигли Фуггера на действия. После переговоров, длившихся больше года, он купил полный комплект за 40000 флоринов, потратив изрядную часть своего капитала. И, подобно городским старшинам Базеля, поместил сокровища в хранилище, ни перед кем не похваставшись.
Фуггер вовсе не был идеалистом или фантазером. Ссужая средства Зигмунду или Максимилиану, он понимал, что кредит обеспечивает руда в землях этих владык. Когда он строил плавильную печь, стабильный спрос на медь гарантировал прибыль от инвестиций. Когда он покупал драгоценности, цена сделки компенсировалась рисками продажи.
Но даже хладнокровный, если верить портретам, Фуггер был подвержен страстям своей эпохи. Открытие Америки Колумбом, открытие Амазонки Америго Веспуччи и путешествия Васко да Гамы в Индию взволновали даже население сухопутного Аугсбурга. Охваченная «лихорадкой первооткрывателей», публика коллекционировала кокосы, перья попугаев и другие экзотические сувениры. Фуггер тоже подхватил эту лихорадку и в 1505 году оплатил португальскую экспедицию за пряностями в Индию. Португалия сражалась с Испанией за господство над морями. Португалия была глухоманью, затерянной на краю Западной Европы. Безнадежно бедная страна грезила великими свершениями. Испанцы сосредоточились на Америке, а португальцы усердно искали способы обогнуть Африку и открыть океанский маршрут в Индию. Они намеревались покончить с венецианской монополией на торговлю пряностями в Европе. После успешного возвращения да Гамы король Мануэль стал собирать средства на новое путешествие за перцем. Фуггер откликнулся на королевский призыв. Эти вложения вовлекли его в яростную торговую войну и принесли плоды, которых он не мог предвидеть.
Фуггер знал, что океанское путешествие, особенно в практически неизведанных водах за мысом Доброй Надежды, чревато множеством опасностей. Соглашаясь на участие в проекте, он трезво оценивал риски и перспективы. Он потеряет все свои инвестиции, если корабли погибнут на скалах. Но станет просто безмерно богат, если они возвратятся в Лиссабон, нагруженные перцем. Еще он опасался уступить соперникам, если откажется участвовать в финансировании проекта. Главным конкурентом был Антон Вельцер, еще один аугсбургский банкир. Его семья, как и семейство Фуггеров, сколотила начальный капитал на производстве тканей. Вместо интереса к горнодобыче, свойственного другим аугсбургским «жирным котам», Вельцеры со временем начали инвестировать в исследовательские экспедиции. Антон Вельцер узнал о планах короля Мануэля раньше Фуггера и открыл представительство в Лиссабоне. Он уже договорился с королем, когда Фуггер отправил своего человека в Португалию с наказом подписать договор о финансируемом немецкими купцами торговом плавании.
Переговоры растянулись на месяцы. Когда договор наконец был подписан, Вельцер обязался ссудить 20000 флоринов, а Фуггер – всего 4000 флоринов. Возможно, Фуггер попросту не желал рисковать большей суммой. Но предпринятые им усилия – так, он заменил своего агента в Португалии на нового, когда первый не добился успеха в переговорах с королем, – заставляют думать, что он был совсем не прочь увеличить ставку. Немцы наняли три корабля в Антверпене. Два аугсбургских писца взошли на борт, чтобы фиксировать все события плавания. Корабли двинулись в Лиссабон и там присоединились к португальскому военному флоту. Бургомистр Аугсбурга Конрад Пойтингер выразил общие чувства горожан, желая экспедиции удачи: «Мы, жители Аугсбурга, чрезвычайно горды тем, что станем первыми немцами, которые отправятся в Индию».