Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил
Шрифт:
После окончания церемонии Максимилиан в качестве императора председательствовал на своем первом имперском сейме. Эти собрания, известные в Германии как «рейхстаг», проходили в разных городах империи и напоминали заседания Конгресса или парламентские сессии, только проводились реже, а их участники получали больше удовольствия от времяпрепровождения. Сеймам предшествовали рыцарские турниры, а сановники-хозяева устраивали в том или ином городе балы и пиры. Выборщики сделали Максимилиана императором после смерти Фридриха. Они предполагали, что Максимилиан будет слаб, как и его отец, который едва ли потревожил их за все пятьдесят три года своего правления. Но церемония настолько подействовала на нового императора, что тот возомнил себя всемогущим. В своем первом выступлении на сейме он заявил, что незачем попусту тратить время, и фактически приказал выборщикам собрать достаточно золота для войны с Францией. Французский король Карл VIII как раз находился в Италии и захватывал территории,
Максимилиан рвался к короне, поскольку верил, что та наделена магическими свойствами, подобна чудесному мечу короля Артура. Если папа римский его коронует, он получит над всей Европой власть, какой некогда обладал Карл Великий. Император разделял свойственное той эпохе убеждение в значимости символов. Благодаря короне люди признают легитимность его избрания. Без короны же они будут считать избрание фикцией. Затаенной мечтой Максимилиана был новый крестовый поход, он грезил истреблением турок и спасением христианского мира. Такова, он не сомневался, его судьба. Но сначала следовало получить корону. На самом деле, конечно, ему нечего было опасаться французов. Выборщики никогда не приняли бы французского короля, особенно после того, как уже избрали человека, видевшегося им слабым и почти нищим. Тем не менее, Максимилиан желал корону – более страстно, чем желал Бургундию, Венгрию или что-либо еще. Одержимость короной нельзя недооценивать. Она определяла его правление и порождала для Фуггера одну возможность за другой. Не будь этой одержимости, Якоб Фуггер мог бы остаться, подобно своим братьям, «королем деревни».
Автор «Федералиста» Джеймс Мэдисон искал фразу, чтобы описать способность законодательного органа контролировать политику посредством выделения средств либо отказа в их выделении. Он придумал выражение «власть кошелька». Выборщики пользовались этой властью совершенно беззастенчиво. Максимилиан получил первый намек на оппозицию, когда его не допустили на встречу коллегии. Когда двери наконец открылись, выборщики постарались утомить императора рассуждениями. Он мрачнел, капризничал и жаловался, что с ним обращаются как «с каким-то бургомистром». Разве удивительно, что Италия игнорировала императора? Он не представлял никакой угрозы для выборщиков. Франции тоже ничто не угрожало. Франция не собиралась нападать на Германию, понимая, что объединившаяся Германия способна ее раздавить хотя бы по причине огромного перевеса в численности.
Император получил немного денег, лишь согласившись на строгое ограничение своих полномочий. Мысль об отступлении была ненавистна, однако таким образом он хотя бы отчасти поправил расстроенные финансы. Чтобы заплатить, выборщики ввели новый налог – «общий пфенниг» [21] . Налог распространялся на всех граждан империи. Это первый федеральный налог в Германии, по образцу французского и английского. Он неприятно удивил Фуггера. Располагая налоговыми поступлениями, Максимилиан мог решить, что ему больше не нужны банкиры. Император и вправду уволил Фуггера и разорвал контракт на добычу серебра.
21
Единый всеобщий прямой налог для граждан империи старше 15 лет.
Фуггер был в ярости. Как же сделка? Как насчет благодарности? Разве он не поддержал Максимилиана в конфликте с Зигмундом? Разве его брат Ульрих не помог отцу Максимилиана Фридриху, когда тому потребовался новый гардероб? Неужели все это было зря? Фуггер также беспокоился за собственные дела. Его финансы были в плачевном состоянии, поскольку он занял денег на развитие Фуггерау и на строительство второй мануфактуры в Хоэнкирхене (Восточная Германия). Доходы от добычи серебра были необходимы, чтобы оставаться на плаву, иначе предприятие обанкротится. Не в последний раз он понимал выборщиков лучше, чем человека, которого они избрали. Информаторы Фуггера доносили – он сам об этом уже подозревал, – что германские правители склонны забывать о своих обещаниях. Максимилиан, возможно, ощущал угрозу со стороны короля Карла, вторгшегося в Италию, но выборщики, восседая в роскошных дворцах далеко от итальянской границы, оставались равнодушными. Да, «общий пфенниг» лишь отчасти обеспечил ожидаемый доход, и Максимилиан вновь принялся искать финансы. Он сделал единственное, что мог сделать, если хотел завоевать Италию и короноваться в Риме. Он позвал Фуггера обратно, восстановил контракт на добычу серебра – и взял новый кредит.
С деньгами Фуггера и с обещаниями поддержки от Венеции и Милана Максимилиан направился через Альпы в Геную, а там нанял корабль до Пизы [22]
22
Имеется в виду городок Марина ди Пиза, пизанский порт в 14 км от города Пиза.
Разочарования преследовали и ожесточали Максимилиана. Генрих VII, немецкие выборщики, герцог Миланский, дожи Венеции, собственный сын – все они его подвели. Может быть, он прозрел, охотясь на коз, но так или иначе ему стало ясно, что полагаться он может только на Швац и на серебро. Пока у него есть Швац, банкиры наподобие Фуггера будут к его услугам. Сойдя со скал, приободрившийся Максимилиан созвал своих банкиров в Фюссен в предгорьях Альп, чтобы снова попросить денег.
Фуггер ходил в церковь по воскресеньям, чтил семейные ценности и любил своего короля и свою страну. Но не стоит обольщаться: он был радикалом. Он отказывался верить в то, что благородное происхождение делает человека лучше всех прочих. Для него главным в человеке были интеллект, талант и умение работать. Сегодня такие взгляды общеприняты. Но тогда это было настоящее вольнодумство. Европа опиралась на кастовую систему, не менее жесткую, чем в Индии. Общество делилось на три сословия – дворян, священников и свободных простолюдинов. Каждое сословие имело собственную иерархию. Среди простолюдинов выше остальных стояли патриции [23] , за ними шли богатые купцы, наподобие Фуггеров, затем ремесленники, крестьяне и нищие. Все носили характерную одежду, все пользовались различными привилегиями и имели различные обязанности. Социальный лифт почти отсутствовал.
23
В средневековых германских городах представители зажиточных бюргерских родов.
Фуггер не соглашался с этим. Пусть общество в целом придерживалось средневековой концепции каждого человека на своем месте, он разделял убежденность своего деда в том, что человек – творец собственной удачи. Альбрехт Дюрер и великие художники эпохи Возрождения в Италии мыслили схожим образом. То же самое верно в отношении гуманистов, писателей и философов, которые порвали с традицией и восхваляли человека, а не Бога. В 1486 году, когда Фуггеру было двадцать семь лет, Пико делла Мирандола выступил с речью о достоинстве человека. Эта речь стала манифестом гуманизма, а сам Мирандола очутился в тюрьме как еретик. В своей речи он утверждал, что человек занимает особое место среди Божьих созданий, ибо обладает свободой воли, и что свободная воля позволяет индивидам избирать собственный путь в жизни. Фуггер не был философом и вряд ли когда-либо слышал о Мирандоле. Но он был человеком своего времени, а времена меняются. Следуя велению собственной воли, он выказывал сочувствие, возможно невольное, еретическим взглядам.
Отношение Фуггера к миру помогло ему правильно оценить свои отношения с императором, увидеть их истинную суть. Это не были отношения хозяина и слуги, господина и раба. Это были отношения кредитора и должника. В подобного рода отношениях именно он, будучи кредитором, обладал полнотой власти. Титулы Максимилиана мало что значили для Фуггера. Да, Максимилиан был королем. Выборщики вручили ему державу и скипетр, а крестьяне трепетали в его присутствии. Благородные дамы прятали его сапоги и шпоры, чтобы удержать подольше при себе. Но Фуггер знал, что до тех пор, пока у него есть деньги, он, Якоб Фуггер, нужен Максимилиану, и императору придется соглашаться на его условия.
Другие банкиры откликнулись на просьбу Максимилиана о встрече, но Фуггер предпочел уклониться. Это был осознанный поступок. Он позволил прочим десять дней вести переговоры с Максимилианом, а сам оставался дома. К нему явился портной императора – Максимилиан прислал портного! – и попросил объяснений; Фуггер сказал, что бросил банкирское ремесло. Продолжая негодовать на решение Максимилиана уволить его после введения «общего пфеннига», Фуггер хотел со всем покончить. Он написал Максимилиану – мол, положение кредитора «не сулит ничего, кроме неприятностей, суеты и неблагодарности».