Самый громкий процесс нашей эры. Приговор, который изменил мир
Шрифт:
Термин «зелоты» (гр.Zelotes - ревнители; ивр.каннаим) стал общим названием радикальных национал-патриотических течений бунтовщиков, эпохи Второго храма, с корнями в Галилее. Как ярко выраженная политическая партия они описаны у Флавия в период до и во время Первой Иудейской войны. Но как некая автономная политическая сила он живет только в трудах некоторых историков. Ревнители-зелоты - это распространенная характеристика и эпитет весьма широкой и не очень структурированной группы лиц, озабоченной чистотой Закона и иудейской религии. Еще Маттафия Хасмоней призывает всех «ревнителей» взяться за оружие и идти за ним: «Пусть каждый ревнующий о Законе и поддерживающий Завет выйдет со мной» (1 Макк., 2: 26-27). Это призыв к политическому бунту, жестко увязанному с религией и превратившемуся во всенародное восстание против язычников, которое закончилось победой религиозно- патриотических сил. Ревнителями-зелотами, вероятнее всего, называли евреев, готовых сражаться и умереть за свои религиозные и политические убеждения. Впрочем, нельзя исключать, что это самоназвание присваивалось некими политическими группировками в период Первой Иудейской войны и перед ней.
Многие
Матфий, сын Маргала», собиравших «целые полчища» экзальтированных сторонников, еще при жизни Ирода Великого. Они побудили юношей разрубить топорами золотого орла, установленного на храмовой кровле. Бунтовщики схвачены, и на вопрос: «Кто им это внушил?» - они ответили: «Завет отцов!»(Flav.Jos. Bel. lud. 33: 3). Эти рассказы Флавия говорят об укорененности идеологии зелотизма. Много позже апостолу Павлу, прибывшему в Иерусалим, говорили: «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона» (Деян., 21: 20). Следует считать, что «ревнителями» в Деяниях названы не члены некой структурированной политической партии, а более широкий круг религиозных патриотов. Логично также будет предположить, что, говоря о «зелотах» и «сикариях», Флавий имеет в виду не единую политическую организацию, а множество групп и школ рубежа эпох со сходной идеологией и методами ведения борьбы.
Флавий пишет, что зелоты «во всем были согласны с фарисеями, но обладали к тому необузданной любовью к свободе.. .Никакая смерть не казалась им страшною, да и никакое убийство (даже родственников и друзей) их не удерживало от того, чтобы отстоять принципы свободы»(Flav.lud. Ant. XVIII. 1: 6, 23). Или еще, там же: «Некоторые безумцы и убийцы соединились в одно общество и приобрели много сторонников. Они призывали всех к завоеванию свободы и грозили смертью всякому, кто будет отныне подчиняться римскому владычеству, говоря: нужно освобождать силою тех, кто добровольно несет иго рабства. Они рассеялись по всей иудейской стране, грабили дома богатых, убивали людей в них, зажигали деревни и хозяйничали так ужасно, что навлекли беду на весь иудейский народ. И с каждым днем зараза эта распространялась все больше». Римские власти отвечали той же монетой ненависти и репрессий, жестко пресекая любые намеки на беспорядки и бунты.
Въезд в Иерусалим
Иисус вполне мог вызывать опасения у римских властей, как источник и предводитель возможных волнений. Он был популярен среди народа, а популярность - это политический фактор. Во время хождений с учениками по Галилее Иисус водил за собой толпы людей: «Следовало за Ним множество народа из Галилеи и Десятиградия, и Иерусалима и Иудеи и из-за Иордана». «А народ, услышав о том, пошел за Ним из городов пешком... А евших было около пяти тысяч человек кроме женщин и детей» (Мф., 14: 13-21). За Иисусом ходили пятитысячные толпы народа - этого более чем достаточно для пристального внимания со стороны римлян. «За Ним последовало много людей, и Он исцелил их там» (Мф., 19: 2). «И весь народ с утра приходил к Нему в Храм слушать Его» (Лк., 21: 38) «Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места» (Лк., 23: 5). Иисус чрезвычайно популярен. Он опасно популярен в глазах любой власти, тем более оккупационной власти!
«И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение» (Мф., 21: 10). Толпы народа восторженно встречали Иисуса: «Многие же постилали одежды свои по дороге; а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! Благословен Грядущий во имя Господне!
Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!» (Мк., 11: 8-10; Мф., 21: 8-9). Тутявнаяаллюзия настих КнигиЦарств: «И сказал он: той то он сказал мне, говоря: «так говорит Господь: помазую тебя в царя над Израилем». И
поспешили они, и взяли каждый одежду свою, и подостлали ему на самых ступенях, и затрубили трубою, и сказали: воцарился Ииуй!» (4 Цар., 9: 12-13). Также как Иисуса, с пальмовыми ветвями, израильтяне встречали победы царей Хасмонеев над Антиохом IV Епифаном: «Поэтому они с жезлами, обвитыми плющом, и с цветущими ветвями и пальмами возносили хвалебные песни Тому, Который благопоспешил очистить место Свое» (2 Макк., 10: 7; а также 1 Макк., 13: 51). Так в Иерусалиме приветствуют земных царей Израиля, и Иисуса приветствуют не случайные прохожие и паломники, а Его сторонники, заранее нарезавшие пальмовые ветви, готовившиеся к встрече своего Царя! Изображение пальмы служило эмблемой свободной Иудеи на национальных монетах. Всем иудеям были знакомы религиозно-патриотические символы, сопровождавшие въезд Иисуса в Иерусалим: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной. Тогда истреблю колесницы у Ефрема и коней в Иерусалиме, и сокрушен будет бранный лук; и Он возвестит мир народам, и владычество Его будет от моря до моря и от реки до концов земли» (Зах., 9: 9-10). Въезд Иисуса в Иерусалим, в глазах зрителей, представлял собой инсценировку осуществившегося пророчества мессианской победы, которая раз и навсегда освободит Израиль от языческого плена.
Не станем иронизировать над ошибкой интерполятора Матфея, который, не поняв смысла еврейского поэтического параллелизма, приписал Иисусу цирковой номер с поездкой одновременно и на осле и на осленке, поскольку у Захарии описывается одно и то же действие, но различными способами. Атеистические публицисты очень любили обыгрывать эту неточность, но она не так важна, а важно, что Иисус въезжает в Иерусалим верхом - это
Римляне законодательно запрещали коллегии и публичные собрания, тем более столь массовые, по любым поводам, не говоря про политически окрашенные сборища и манифестации. Еще в древнейших законах «Двенадцати таблиц» «мятежное сборище» рассматривалось как государственное преступление, караемое смертной казнью. Это подтверждают Деяния, описывая похожую с евангельской ситуацию: «Ибо мы находимся в опасности - за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище. Сказав это, он распустил собрание» (Деян., 19: 40). А ведь иерусалимские толпы не просто собрались на праздник, они приветствуют своего Царя! Такое шествие было опасно провоцирующим, и это понимали окружающие: «И некоторые фарисеи из народа сказали: «Учитель! Запрети ученикам Твоим» (Лк., 19: 39). Умеренные силы в городе видели: «Весь мир идет за ним» (Ин., 12: 19). Реакция Иисусазаставляет обратить на себя внимание: «Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк., 19: 39-40). Он принимает царские почести и титул Машиаха! Он вступает в Иерусалим, как претендент на трон Давида, и принимает множественные приветствия, предназначенные лишь претендентам на трон. Иерусалимские толпы шумно и восторженно встречают популярного лидера прямо на глазах оккупантов! Это равносильно открытому бунту. Тем более что бунт в Иерусалиме на этот Песах (Пейсах) или непосредственно перед ним уже произошел! «Тогда был в узах некто, по имени Варавва, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство» (Мк., 15: 6-15). «Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство» (Лк., 23: 19). Вероятно, именно бунт заставил Пилата оставить резиденцию в Кесарии и прибыть в Иерусалим - это сотня километров пути. Сомнительно, что ежегодный, ординарный праздник Песах был сочтен серьезным поводом для неблизкой поездки. Пилат симпатий к иудаизму не питал (скорее наоборот) и частного интереса присутствовать на празднике не имел, значит, приехал по служебно- полицейской нужде. Возможно, он принимал во внимание то, что Песах - это праздник освобождения иудеев от ига, праздник национальной свободы, что несет в себе опасность очевидных революционных ассоциаций. Именно на Песах ожидался приход Машиаха! Любые публичные действия популярных лидеров в такие дни приковывали к себе пристальное внимание оккупантов.
Изгнание менял
Эпизод с изгнанием менял вызывает массу споров и вариантов объяснения, но его совершенно невозможно трактовать как проявление пацифизма. Это провокационный акт по отношению к властям, перед носом у римлян наблюдавших за площадью из крепости Антония. Любопытно, что во время инцидента, связанного с изгнанием торговцев и менял, работающих у Храма (а не в Храме!), храмовая стража, коей было вменено следить за порядком, не вмешалась и не применила свои полномочия, не пустила в ход дубинки, которыми обладала. А ведь Храм - это и военная крепость, и национальная сокровищница, тут самовольничать не заведено! Может, стража признала Его как Машиаха - Первосвященника, имеющего право реформировать Храм, изгоняя коллаборационистов, его оскверняющих? Им были знакомы строки «Завещания 12 Патриархов»: «Тогда восставит Господь священника нового, коему все слова Господа откроются, и сам будет вершить он суд правды на земле множество дней. И взойдет на небесах звезда его» (Завещание Левия, 18). Действия Иисуса имеют прямые параллели с властными шагами Иуды Маккавея по очищению храма от осквернения (1 Макк., 4: 3660; 2 Макк., 10: 1-8). А всю торговлю наверняка контролировала храмовая верхушка, тесно связанная с римскими оккупантами, уж очень был прибылен конвертационный бизнес, принимая во внимание разницу в цене золота и серебра в разных концах огромной Римской империи; да и жертвенные животные приносили немало денег. Деньги не любят шума, администрация Храма должна была это понимать и не допускать эксцессов. Хотя бизнесом занималась только узкая прослойка евреев, крупных купцов, обладавших большими капиталами, их, вопреки расхожему мнению, было мало. «Мы не коммерческий народ», - писал Иосиф Флавий.
А возможно, причиной лояльности и нерешительности стражи был страх и они не рискнули вмешиваться, в силу подавляющей многочисленности и вооруженности его спутников? Стража Храма была скромной по числу, не более двухсот человек, согласно Флавию - на каждые из десяти ворот Храма приходилось по двадцать человек стражников. А о наличии серьезного числа и грозных видом соратников говорит и Матфей: «.захотели схватить Его, но побоялись народа, считавшего Его пророком» (Мф., 21: 46). То же самое говорит и Лука: «Искали первосвященники и книжники, как бы погубить Его, потому что боялись народа» (Лк., 22: 2). Очевидно, что повод бояться у храмовой стражи был, Его поддерживал народ - евреи Иерусалима и паломники, группа которых была достаточно многочисленной и, возможно, вооруженной (судя по мечам у учеников Иисуса).