Самый лучший коммунист
Шрифт:
— Здравствуйте, ребята, — поднявшись им навстречу, я пошел пожимать руки. — Операция идет, Оля стопроцентно выживет, но подробностей пока не знаю. Подождем вместе?
Народ подождать вместе был не против. Мы оккупировали свободные скамейки, часть товарищей не влезла и без комплексов расселась на пожухлых от жары и августа газонах.
— Немного подождем опоздавших и начнем, — пообещал я им.
«Опоздавших» вызвало грустные смешки. Через десять минут двор был полон, и часть милиционеров сместилась сюда. КГБшники отправились обходить подъезды: рассказывать высыпавшим на балконы и высунувшимся в окна товарищам, что суета не принесет им проблем и скоро закончится. Камеры тоже есть — без них никуда, очередная «программная речь» должна добраться до всех уголков страны.
Выбрав
— Война идет товарищи, — открыл всем известную тайну. — Вон там, — указал на госпиталь. — Лечат тех, кто находится на передовой. Война не такая, какие выпали на долю наших предков. Война «Холодная». Война почти невидимая. Война подлая, грязная и экзистенциальная. Война за право мирового пролетариата на сытую и спокойную жизнь. В этой войне наши враги способны на всё. В этой войне, товарищи, мы убедительно побеждаем — геополитические успехи социалистической части мира тому подтверждение. Капиталистические элиты — это жалкие, трусливые крысы. Крыса, загнанная в угол, опаснее своего сытого и довольного сородича. Не имея реальных успехов на мировой арене, капиталисты используют все доступные им возможности нагадить нам по мелочи.
Ропот толпы был пресечен поднятой рукой.
— Оля — не «мелочь», — согласился я с ними. — Она — удивительных дарований певица, чьи песни поет весь Союз. Однако политического веса Оля не имела — ей же, блин, семнадцать лет всего! И тем подлее поступили капиталисты. Сейчас расскажу, как было дело…
Ненависть и жажду штурма СИЗО с лиц товарищей нужно убирать, хотя мне хочется того же ничуть не меньше.
— Этот удар направлен на то, чтобы мы с вами, товарищи, от праведного гнева потеряли головы, — размеренно вещал я. — Чтобы мы, жители правового государства, преступили законы и занялись самосудом. Больше всего враг обожает приписывать нам собственные грехи. Весь мир помнит, что у них линчуют даже президентов — это что, «цитадель демократии» у вас такая? Лицемеры!
— Лицемеры! — откликнулась толпа.
— Когда нашим отцам и дедам пришлось освобождать немецкий народ от нацистской власти, они знали, что обычный немец ни в чем не виноват. Наши отцы и деды знали, что настоящий враг пролетариата — не оболваненные пропагандой граждане, а империалистические элиты. Эту же истину должны усвоить и мы: ненависть — плохой советчик. Она туманит голову и мешает принимать взвешенные, рациональные решения. Решения, которые сделают нашей стране лучше, а вражеским элитам — хуже. Случившееся с Олей — это лучшее подтверждение того, что враг осознает качающийся под собой стул. Загнанная в угол империалистическая крыса изо всех сил пытается упрочить свое положение. Не выйдет — мировой рабочий класс силен, как никогда. Когда подлая тварь не может стать лучше кого-то честным путем, она будет втройне обливать помоями конкурентов. Конкуренты — это мы. Обвиняя Союз в тоталитаризме и беззаконии, американская пропаганда трогательно умалчивает о том, что за 71-й год в нашей стране было всего три «политических» судебных процесса. Процессов открытых, должным образом освещавшихся в средствах массовой информации. В США за этот год репрессиям подверглось свыше двадцати тысяч сочувствующих социалистическим идеям американских граждан. Джон Эдгар Гувер, построивший всю свою карьеру на борьбе с опасной для эксплуататоров и банкиров «Красной угрозой» директор ФБР, даже умер от истощения — так спешил передушить как можно больше ненавистных коммуняк.
Народ злорадно хохотнул.
— Такого масштаба репрессий у наших заклятых заокеанских партнеров по историческому процессу не было с 1920-х годов. Тогда мир очень близко подошел к грани Мировой революции. Тогда капиталистам удалось обмануть, подкупить и выбить актив из-под рабочего движения. Однако время идет: Советский Союз с каждым годом становится сильнее и краше, а Запад сотрясают перманентные кризисы, забастовки, гражданские волнения и бунты. Так близко к победе мирового пролетариата над эксплуататорами мы не были близки никогда. Враг это знает лучше нас, поэтому лживому прянику начал предпочитать кнут и провокации. Товарищи, я призываю всех сохранять бдительность и холодную голову. Мстить
— Ура! Ура! Ура!
Пока товарищи скандировали и грозили агитматериалами проклятым империалистам, к горке подошел дядя Данил — один из охранников Олиного отца. Я наклонился, КГБшник передал мне диалектичные, как обрадовавшие, так и грустные новости, и я продолжил:
— Операция закончена. Оля — жива и поправится.
Нет, все-таки тихонько собираться у Советских людей получается плохо — коллективная радость была громкой. Подняв руку — тихо вы, блин! — поделился и горем:
— Но врачам пришлось удалить ей левое легкое.
— Петь не сможет? — первой догадалась симпатичная девушка-комсомолка.
— Концерты давать не сможет, — сгладил я удар. — Но мы с ней два альбома готовили, один — с русскими песнями, второй — с англоязычными. Эту работу, когда Оля выздоровеет, мы доведем это дело до конца — песни в студии все равно как правило записываются кусочками. Думаю, до Нового года справимся. А пока, товарищи, очень прошу вас проявить понимание — мы беспокоим жильцов двора и пациентов госпиталя имени Бурденко. До конца лета Оля посетителей принимать не сможет — операция была сложной, и теперь ей придется долго выздоравливать. Письма писать по-прежнему можно, на старый Олин адрес… — на всякий случай повторил адрес почтового отдела подружки. — Ей их в палату принесут, и ваши письма нашей звездочке очень помогут. Оля жила песнями. Жила музыкой. Ее талант обеспечивал ей безоблачное будущее певицы мирового масштаба. Ваши письма покажут ей, что она — не забыта. Покажут, что все ее песни были спеты не зря. Сейчас Оле как никогда нужна наша поддержка. А перед тем, как мы разойдемся…
Откашлявшись, я запел один из Олиных хитов:
— Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день… [Спасибо, жизнь!
Ребята охотно подхватили, и закончили мы со слезами на глазах, вполне довольные пережитым катарсисом. Погруженная в медицинскую кому Оля, конечно, песни не слышит, но я надеюсь, что наши позитивные посылы до нее антиматериалистически доберутся и помогут выздороветь. Разошелся народ мирно, не обломавшись отозваться на мою просьбу провести во дворе экспресс-субботник. Намусорить не успели, но компенсировать жителям двора потраченные нервы будет правильно.
Снова сходив в госпиталь, я поговорил с Олиными родителями и уселся в машину, скомандовав дяде Диме:
— К музыкальному англичанину.
Противно и мерзко, но нужно быть рациональным: лучшего момента выпустить первый Олин англоязычный сингл может и не представиться. Надеюсь, что не представится.
Глава 17
Представителю «EMI» мы еще после его переселения сюда предлагали выделить квартиру, но англичанин оказался достаточно важным, чтобы поселиться в «Интуристе» почти на ПМЖ. Дел у него хватает — кроме моих проектов, через «EMI» проходит немалая часть Советского аудиоконтента, в том числе — виниловые пластинки с речами деда, за которые Кремль получает отчисления. Прикольно получается: по условному радио BBC крутят пропаганду о злых коммуняках, сдабривают ее куском прямой речи Андропова: «И только тогда рабочий класс вздохнет свободно, когда не останется на Земле деления на эксплуатируемых и эксплуататоров», а потом за использование фрагмента речи отправляют в казну Союза пару фунтов. Мы, впрочем, делаем так же.
Сама гостиница почти новая — здание открылось в 1970 году. На место строительства и архитектуру я повлиять не успел, поэтому торчит «стекляшка» среди малоэтажной застройки самым нелепым образом. Должно было быть еще выше, но товарищ Гришин «срезал», за что ему уважение. За первым зданием строится «вторая очередь» — турпотоки увеличиваются каждый год, и открытое акционерное общество «Внешнеэкономическое акционерное общество по туризму и инвестициям „Интурист“» богатеет, расширяется и строит новые объекты по всем интересным иностранцам местам страны.