Самый лучший коммунист
Шрифт:
— Охереть, — оценил дядя Дима. — Это про него «молчок»? Да на «Солярис» даже рабочие коллективы загоняли, для развития. Вся страна посмотрела, потом еще по телеку крутили, с твоими комментариями, — посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
— Про комментарии дальше будет, — хохотнул я. — Вот тут: «Так смешно и горько — я настолько неинтересен своей стране, что приходится принуждать народ посмотреть мой „Солярис“».
— Народ не тот попался нашему гению, — хохотнул дядя Семен.
— Бывают же люди: и так ему не нравится, и этак, — вздохнул я.
— Тесно ему, понимаешь! — фыркнул дядя Дима. — Вот когда каждый встречный перед ним с поклоном
То ли дело нормальные люди — товарищ Шукшин, например. Подошел, спросил, и теперь довольный бродит по Дальневосточной тайге, снимая эпическое полотно про Ермака. Или Меньшов — снимает гимны Советской деревне и не жалуется. А главное — это кино не из-под палки смотрят, а добровольно! Ну и кто тут нормальная творческая единица, а кто — унылый юродствующий недооцененный гений?
Еще у нас Никита Сергеевич Михалков срочную службу проходит, в качестве боевой и политической подготовки снимает видоизмененный под нынешние реалии, согласованный со всеми, с кем только можно, сериал «Солдаты». Андрею Арсеньевичу за прошедшие со времен «Соляриса» месяцы простоя предлагали несколько сценариев производственных драм, парочку комедий, две экранизации русской классики, один детективный сериал и даже мультфильм, как бы давая кинодеятелю ощутить востребованность той самой родной культурой, но тщетно — такие культуре «служат» только на своих условиях, напрочь игнорируя любые аргументы, кроме собственного мнения. Да и пускай — сейчас в Канны «Солярис» свозит, огребет наград, вернется и засядет за «Зеркало». Про свой богатый внутренний мир-то снимать приятнее, чем про производство!
Отложив папку и выкинув все из головы, я дождался остановки и сошел туда, где мне привычно и комфортно: на красную ковровую дорожку, под вспышки фото- и треск видеокамер. Вот тут у нас японцы, к ним «Звездные войны» приедут через неделю. Это вот скопление журналюг капиталистическо-европейских: они увидят кино только в середине июля. Там вон американцы — премьера через полторы недели. Рекламные кампании уже вовсю нагнетают хайп: по телеку и перед прокатываемыми фильмами крутятся трейлеры, пресса смакует аккуратно слитые новости и происшествия со съемочной площадки, на видных местах наклеены афиши, а магазины игрушек готовятся завозить «мерч» — его мы наклепали очень много, всем хватит.
Присутствуют и союзные журналисты — в «красной» Азии премьера уже завтра, и вот тут реклама особо не требуется: просто записал по видеообращению с надеждой, что товарищам понравится, а дальше все сделает государственный аппарат, нагнав народ в кинотеатры с целью посмотреть на техническое превосходство социалистического кинематографа над капиталистическим. Совесть чиста — превосходство же налицо!
Союзным журналистам основное внимание и уделяем, ответив на их вопросы:
— Жена осталась с ребенком, очень хочу к ним вернуться.
— Я не могу ответить на вопрос о технической помощи Красной Армии — все, что ее касается, секретно.
— Дальнейшие творческие планы просты — уделить внимание другим проектам, а потом взяться за вторую часть «Звездных войн».
Финальные кадры на экране сменились титрами, и зал погрузился в овации и свист. Некислая для официальной премьеры реакция — на «Четвероногом малыше», «Убийце сёгуна» и мелких, внутренних проектах такого и близко не было. Вкатило товарищам, поразило до глубины души. Рожи представителей зарубежных
Глава 15
Олимпиады этих времен несколько отличаются от современных прошлому мне. В частности — журналистов в специальном загоне не закрывают, давая спокойно бродить между спортсменов. Основной принцип — лишь бы не создавали физических помех, а вопросы пытающимся сосредоточиться спортсменам задавать можно сколько угодно, это помехой не считается.
Зимние Игры в Саппоро закончились уже давненько, но их эхо до сих пор гуляет по средствам массовой информации. Наткнувшись на одну потешную статью в японской газете, я некоторое время бомбардировал Кремль просьбой показать ее Советским гражданам, заодно взяв комментарии у героя статьи, и разрешение благополучно выбил.
Олимпиада для нашей страны получилась загляденье: наши спортсмены бы и без «лечения астмы» показали полную доминацию, но с «лечением» получилось еще лучше. Словом — болеть и радоваться за соотечественников было приятно! Этому немножко помогал канал «Восток», целиком отданный под трансляции спортивных событий — за исключением тех, которые показывали по Центральным каналам.
Студия, свет, камеры, мотор!
— Здравствуйте, уважаемые телезрители! Не отпускает зимняя Олимпиада, продолжает радовать интересными деталями, и я просто не могу не поделиться с вами одной из них, — широкая улыбка, щелчок пальцами, который после монтажа явит рядом со мной переведенную статью из японской газеты. — Эта статья принадлежит перу японского спортивного журналиста Хаяси Казуме-сенсею. Статья отличная, полностью соответствующая профессиональной этике — плохого журналиста освещать Олимпиаду бы и не пустили. Но мир — штука сложная, и порой в нем случаются моменты из разряда «нарочно не придумаешь». Основной текст статьи нам сейчас не интересен, нас интересует заголовок. Цитирую: «Сказав волшебное слово „Дахусим“, русский лыжник выиграл Олимпиаду», — пауза, расширение улыбки. — Человек, о котором написана данная статья, согласился прийти в нашу студию. Встречайте — заслуженный мастер спорта Советского Союза, золотой медалист в дисциплинах «гонка на 30 км», «эстафета 4x10 км» и серебряный медалист гонки на 50 км, Вячеслав Петрович Веденин!
Под отбивочку я встал из-за стола и пожал руку Вячеславу Петровичу. Уселись, поздоровались.
— Вячеслав Петрович, первым делом позвольте поздравить вас с победами.
— Спасибо.
— Скажите, — я хохотнул. — «Дахусим» — это то, о чем сейчас думают все русскоговорящие граждане?
Улыбнувшись, Веденин кивнул:
— Именно оно! Правда не слово, а фраза. И не волшебная, но в трудные моменты странным образом помогает.
Поржали.
— Поделитесь с нами обстоятельствами вашего, так сказать, экспресс-интервью?
— Затем и здесь, — кивнул лыжник. — Это перед «тридцаткой» было. Половина участников уже на дистанции, мне вот-вот стартовать, и тут снег повалил. Густой, липкий — считай, пурга. Я начал лыжи перемазывать, под изменившиеся условия готовить. Тут ко мне журналист подходит — их, кстати, спортсмены терпеть не могут, открою вам секрет.
— Могу понять, — покивал я. — В момент, когда человек готовится оставить всего себя на снаряде или дистанции, под руку лезть как-то не очень.
— Палкой бы их ткнуть, — мечтательно вздохнул Веденин. — Но я понимаю, что это у товарищей журналистов работа такая, и они стараются сделать ее хорошо.