Самый лучший комсомолец. Том 1
Шрифт:
Доложили уже.
– Вы удивитесь, но я сразу так решил, – грустно ответил я ему. – Вы же нормальный мужик, товарищ Генеральный секретарь, и на такое санкции бы никогда не дали.
И положил трубку. Не*уй тут режим радиомолчания нарушать. А теперь немножко сублимации личного горя в общественно полезный эффект. Позвонил бабе Кате и рассказал о том, как сильно приемному внуку и всем его друзьям хочется почитать про Алису Селезневу, и даже кино про нее снять (и мультфильм!), но вот беда – Товарищ Булычев-то не в Союзе, следовательно печатать его нифига не рвутся, а он, как следствие,
– А еще… – шмыг (для разнообразия – не притворяюсь). – А еще меня девочка бросила-а-а… – и совершено позорно заныл.
Открыв дверь стандартно прибывшей к девяти Виталине, получил вместо приветствия грустную мордашку и тихое:
– Немножко сочувствую.
И ведь помогает это «немножко» гораздо круче, чем совершенно ужасный вчерашний вечер – Фурцева испугалась и в рекордные сроки набила нам полную квартиру «селеб», включая саму себя. Сочувствовали, дарили всякое, рассказывали какой я хороший. На лицах, что немного веселило – облегчение. Сломался Электроник! Ну наконец-то! Вот теперь видно – живой ребенок, сидит ревет, конфеты с ожесточением ест. И знакомить предлагали, само собой. Очень стыдно вчера было – столько людей все побросало и прибежало мальчику сопли вытирать. Жалкий! Лучше бы тихонько и мужественно плакал в подушку, закрывшись в комнате на весь вечер – мама с Таней бы поняли и не осудили. Чего уж теперь.
– Спасибо. Немножко – это приятно, – благодарно улыбнулся я. – Кофею?
– Можно, – кивнула она и зашла в квартиру.
Стандартно никого нет, один ленивый Сережа спит аж до восьми – ему же не в школу. Мама пыталась остаться – вдруг сыночку опять грустно станет? – но, судя по ехидной улыбке после взгляда на часы и спешного ухода «к Эмме Карловне» ровно десять минут назад, решила поручить меня Вилке. Она же не слепая, и видит, что мне с «Виталиной Петровной» время проводить нравится.
– Меня тоже бросали, – повесив тонкий плащик (прохладно по утрам) на вешалку, выдала совершенно неожиданный факт Вилка.
– Сказочный долбо*б, – оценил я личностные характеристики «бросателя». – Расскажешь?
– Да что там рассказывать, – расстегнув молнии сапог, аккуратно сняла, и мы пошли на кухню. – Когда из больницы выписали… – указала на скрытый блузкой и пиджаком шрам. – Подумала: «ну хоть мужика себе найду какого захочу, а не какого укажут. Замуж выйду, детей нарожаю, чтобы все как у людей».
– Не вышло? – поощрил я на дальнейший рассказ.
«На кого укажут» немного царапается, но это ничего, это уже привычно.
– Как видишь, – с утрированной печалью развела руками Виталина. – Ты же видишь, какая я?
– Одиннадцать из десяти, – подтвердил я, выставив на стол пару кружек и тарелку с пирожками – кто-то вчера принес, еще остались – и усаживаясь напротив.
– Так и есть, – впервые признала свою ультимативную красоту Вилка с горьким вздохом. – Чего на мелочи размениваться? Корочкой швейцара шуганула и в Прагу пошла. С одним потанцевала, с другим. Хочешь квартиру,
– Это так, – согласился я.
А разве нет?
– Подумала может с кем попроще получится? Замаскировалась, – указала на костюм машинистки. – В библиотеку пошла. Нашла инженера, а он… – махнула рукой.
– Комплексовал, ревновал и подчеркнуто над тобой трясся, – выдал я собственных тараканов.
– Пять раз в день звонил – на работе я или ищу кого получше? – кивнула Виталина. – А на третий день бросил – нервничает мол, стенокардия.
– Тупо я! – гоготнул я и на всякий случай уточнил. – Кроме стенокардии и давления – мне по возрасту не положены.
И вот уже как-то и совсем не грустно.
– Что с тобой за эти три дня на даче Самого сделали, Сережа? – сочувственно вздохнула она. – Ты же совсем другим вернулся.
– Лучше? Это важно!
– Лучше, – выдала ребенку конфетку Виталина.
– А я тебя эгоистично себе выпросил, – признался (ой, типа она не знает!) я, глядя Вилке в глаза. – С потешным условием «пока не захочет уйти». Но ты ведь хер уйдешь, даже если сильно хочется, товарищ лейтенант – у тебя же служебный долг не в бумагах прописан, а прямо на сердце вырезан. Получается – жадный ребенок выпросил себе мечту на вырост. Ты же одиннадцать из десяти, а я – пионер. Стараюсь теперь соответствовать, пресловутую пользу приносить, чтобы тебе не с озабоченным малолеткой остаток жизни коротать пришлось, а с кем-то, кто тебя стоит.
– Специально мне кровь поначалу сворачивал, да? – вздохнула Виталина.
– Мстил, – признался я. – «Медовая ловушка» на объект сработала штатно, дня за три. Обидно было, типа проиграл.
– А теперь? – улыбнулась она.
– А теперь-то чего уже? – улыбнулся я. – Пути назад нет, осталось смириться и получать удовольствие.
– Приказа «доставлять удовольствие» у меня нет, – слила немножко служебной инфы Виталина.
– А какие есть? – заинтересовался я. – Я могу попросить других, и мне даже бумажку с печатями покажут, но я лучше у тебя спрошу.
– Но отчеты-то почитать хотел! – ухмыльнулась она.
– Хотел, но это – тоже важная часть моей дуги характера, – кивнул я. – Спасибо за стёб, именно тогда я и понял, насколько нечестно поступаю, заглядывая в твою голову без спроса.
Почти и не вру – сразу понимал, но очень уж хотелось. И все еще хочется, но – не стану.
– Отчет был настоящим, приложения – поддельными, с намеком, – призналась она.
– Намеки тоже частично понял и убрал наполнение самого толстого приложения. Пошлятину видишь?
– Не-а! – с улыбкой покачала головой Вилка.
– Иногда будет проскакивать, но стараюсь минимизировать. Анекдоты и шутейки не уберу – нравятся.
– Не убирай, пожалуйста, – одобрила она.
– А антисоветчина, – развел рукой. – Ничего плохого не вижу – я просто отмечаю как плюсы, так и минусы. Пусть остается.
– Пусть остается, – кивнула Виталина. – Познавательно.
– Бог политинформации! – самодовольно погладил себя по голове. – Расскажешь про приказы?
– Первый: познакомиться, – начала она перечислять.