Самый лучший комсомолец. Том 4
Шрифт:
– Зови если что, – кивнул дядя Герман, и они переместились в соседнюю комнату.
Усевшись на отцовский стул, я велел:
– Садись.
Он послушно опустился на свою кровать, и я начал допрос.
Картина ясна: классический пример семьи, где всем на всех плевать – папа целиком в часах и под каблуком, с сыном общается только на уровне «а, пятерку получил? Ну молодец, не мешай». Мама и того «краше» – надо было внучка важному папеньке «подарить», вот и подарила. Энтузиазма – ноль, как только Витя достиг возраста относительной самостоятельности, вообще на него внимание перестала обращать. Друзей в посольстве толком нет – остальные здешние
– Родителей теперь из МИДа попрут? – вытерев слезы, спросил он по окончании монолога.
– Мы же договорились, что заберу свое и уйду, – напомнил я. – Твоя мама в Москву собирается переводиться.
– Не знал, – шмыгнул он носом.
– Я в деревне живу, могу попросить тебя в тамошнюю школу зачислить, – предложил я. – Комнату в общаге дам, будешь жить почти самостоятельно, а к родителям на выходных ездить – твоя мама в деревню ехать не согласится, сам понимаешь.
– Я согласен!
Чуть из штанов от радости не выпрыгнул, бедолага.
– Надя тебе как?
– Надя хорошая, про тебя много рассказывает, – улыбнулся он.
Ясно – нафиг ему Надя не нужна. Да плевать, тоже так-то точка преткновения. Ну и мелкие еще, может ничего из этого и не выйдет.
– Ну все тогда, – я поднялся на ноги и протянул руку. – Пока.
– Пока! – он радостно потряс конечность. – А концерт сегодня будет?
– А как же, – подтвердил я и покинул комнату в смешанных чувствах.
И нафиг оно мне надо было?
Перед визитом императора Хирохито все посольство стояло на ушах. Это уже не субботник, а самый настоящий «дембельский аккорд» – настолько в отведенных для посещения монаршей персоной и прилегающих территориях было шумно и «мыльно». Я, будучи как все, немножко помог подмести ведущую в посольство аллею, и, сочтя на этом свой долг перед Родиной исполненным, свалил внутрь – ко всеобщему облегчению, мало ли чего наследному (через одного) принцу в голову взбредет, стоит тут над душой – где с наслаждением снял с потной рожи респиратор.
– Еще три вилки! – раздался зычный рык ответственного за мероприятие.
– Я бы не отказался, – не удержался я от подколки в адрес Виталины.
Девушка ответила привычным не наносящим урона щелбаном и обидно напомнила:
– А кто вчера перед сном бурчал, что «больше не может»?
– О таком мужчинам говорить нельзя! – укоризненно ткнул я в нее пальцем.
– Извините, – протиснулся мимо нас посольский функционер.
Стало совестно, и мы свалили с прохода.
– Пошли до кухни, – предложил я.
Верная служебному долгу (и, хочется верить – зову сердца) девушка сначала пошла за мной, а потом спросила:
– Зачем?
– Просто суету оценить, – честно ответил я. – Все равно делать нечего.
Программа визита почти завершена – отгремела выставка Надиных работ (на сто семьдесят тысяч долларов расторговались), улетел груженый нашими покупками самолет (не целиком забили, конечно, просто регулярный рейс), а мы как следует набрались впечатлений за время экскурсий. Отдельно мне пришлось несколько часов работать почетным гостем на более конкретных совещаниях на тему «захода» в наши экономические зоны. Сахалинские и Курильские недра будут окучивать Сумитомо и
На кухню нас ожидаемо не пустили – у входа, помимо пары «дядей», с которыми я всегда могу договориться, нашлась пара хмурых япошек из службы охраны Императорской семьи – это у них тут отдельная спецслужба. Внутри, надо полагать, тоже надзиратели есть – вдруг безумные совки пожилого Хирохито траванут?
Уныло вздохнув, отправились в комнату – больше заняться все равно нечем.
– Нервничаешь?
– Нервничаю, – признался я. – Но это фигня – просто все идет слишком хорошо.
– Так ведь тоже бывает, – пожала плечами Вилка.
– Когда вернемся домой, перед следующей «загранкой» можно будет утешаться благополучным прецедентом, – мечтательно протянул я. – Два дня потерпеть эту Азию гребаную – и домой, к родным просторам и привычно-жаркому лету! – словив неприятную мысль, поморщился. – Еще и принц этот ублюдочный припрется.
– Ясухико или Цугу? – уточнила Вилка.
– Первый, – ответил я. – Архитектор «Нанкинской резни» собственной персоной, но повесить его по понятным причинам не смогли – императорская семья неприкосновенна. Да и самого Хирохито сколько не выгораживай, все равно потешно получается – обманули нехорошие вояки наивного императора. Спорим он от радости в ладоши хлопал, получая донесения об очередном этапе геноцида несчастных соседей по карте? А после наследования престола, между прочим, окрестил период собственного правления «эпохой Просвещенного мира». Отряд 731 эксперименты очень просвещённо ставил.
– И во имя мира, – добавила Вилка.
– Само собой, – обрадовался я пониманию. – Родину до слез жалко, руки от ненависти трясутся, но то, что творилось в Азии – пи*дец похлеще европейского театра военных действий. Французы, например, под оккупацией себя неплохо ощущали. Не трогай Гитлер евреев, готов поклясться, все было бы совсем иначе – европейские партнеры бы дружно и солидарно душили бы проклятых коммуняк. Да они и так – куда не ткни, найдешь русофоба и антисоветчика. Это сейчас притихли, а ослабнем – всё, одно поколение и шелуха слезет с последующим повторением Дранг нах Остен. Заметь – и в голову не пришло на «истерн» идти. А почему? Там и земли лучше, и климат. Потому что там – свои, а мы – чужие. И в Азии мы чужие.
– Успокойся, Сережка, – мягко одернула меня Виталина.
– Я здоров, свеж, светел. Ну, и чего так дико Боюсь будущего, аж дышу тихо? – процитировал я в ответ.
– Главное кнопку не нажми, когда выдадут, – хрюкнула Вилка.
– Да ну, что я, социопат чтоли? – отмахнулся я.
– Немножко осталось, – напомнила она.
– Последний рывок, – подтвердил я. – Сейчас на приеме потерпеть, завтра в телеке потерпеть, почти совсем немножко потерпеть на концерте – и все, японские каникулы окончены.