Самый лучший комсомолец. Том четвертый

Смолин Павел

Расположившись в зоне для пикников у пруда, перекусили захваченным из посольства сухим пайком, попили чаю, покормили уточек, и отправились домой — солнышко уже клонится к закату. Завтра во второй половине дня вернемся, чтобы как следует осмотреть Токийский национальный музей. Мне и суперпамяти хватило бы и пробежки по его залам, но нельзя — принимающая сторона на такое «пренебрежение» их культурно-историческим наследием обидится, так что придется с глубокомысленным видом любоваться экспозицией до вечера.

Вечером снова собрал детско-юношеский контингент

посольства на «творческий вечер». Ребята довольны, я тоже доволен, так почему бы и нет? После пятой хоровой песенки под гитару заметил, что Надя с пацаном-полуказахом о чем-то мило воркуют в углу зала. Совет да любовь или просто поклонник её творчества? Со временем будет видно, но после «отбоя» решил сходить к товарищу послу за справкой — кто это вообще к моей дорогой подруге клинья подбивает. Пожелали друг другу спокойной ночи, мы с Вилкой закинули гитару в нашу комнату и отправились к Олегу Александровичу.

— Нисимура уехали сегодня утром, — причину моего прихода товарищ посол понял неправильно.

— Мне говорили, — с улыбкой кивнул я. — Мы по другому вопросу.

— В их комнату уже заселились, — снова неправильно понял он и пожаловался. — С самого утра за неё грызня стояла.

— Наша нас более чем устраивает, — покачал я головой. — Мы чисто за справкой — пятнадцатилетний товарищ Виктор, который наполовину казах, с Надей Рушевой вроде как связи налаживает.

— Проходите, чаю попьем, — проявил посол гостеприимство.

Вошли, разулись, поздоровались с женой Ниной Николаевной. С дочерью Машей здороваться не стали — на «творческом вечере» виделись. Прошли в совмещенную с кухней «гостиную», хозяйка выставила на стол чайный набор.

— Мама Виктора — Альмира, дочь личного друга товарища Громыко, — поведал посол. — Хорошая женщина. Они с мужем — Андреем Викторовичем — познакомились в МГИМО, которое оба закончили с отличием. После учебы получили распределение сюда — не без покровительства отца Альмиры, само собой, направление у нас престижное, и зарплата хорошая, желающих много. Но со служебными обязанностями справляются в полной мере, — на всякий случай добавил он.

— А в свободное время как? — покивав, спросил я.

— Альмира маяться начала, — к некоторому неудовольствию Олега Александровича поведала Нина Николаевна. — Надоела Япония, а в Москве сейчас, по ее словам, «стало интересно». А муж ее — тюфяк, сидит в часах старых ковыряется, из дома не выходит больше чем надо.

Опять подкаблучник!

— Спасибо, Нина, — одернул жену товарищ посол. — Сам Витя — хороший, воспитанный, тихий мальчик. Отличник. Я, конечно, мог бы повлиять на его родителей, они его попросят к Наде не подходить…

— Спасибо, Олег Николаевич, но все совсем наоборот, — с улыбкой покачал я головой. — Мне будет приятно, если ребята подружатся. Но с этой целью «влиять» тоже не нужно.

— И в мыслях не было! — соврал он.

Ох уж эти дипломаты.

* * *

Утренняя репетиция с японской группой прошла штатно, потому что я всегда идеален и «в голосе»,

а музыканты изрядно поднаторели. Дуэт у нас с Кирико получился знатный — Сережин голос пока не ломается, так что сочетаемся на твердую «отлично». С моей сольной песней похуже — ее по идее взрослый мужик должен петь, но СМИ уже успели растиражировать факт «первой любовью Ткачева была японка», так что все все поймут. А еще по возвращении в СССР займусь японским певцом мужского пола, и эта песня станет мощным первым синглом.

Попрощавшись с музыкантами, натянул на рожу респиратор — задрал этот Токио, почему нельзя было приехать в какой-нибудь город поменьше? Уцуномия, например — по карте совсем близко, и смога там нет. Пофигу, ради дела терпеть можно и не такое.

Покинули выделенную нам японским лейблом репетиционную точку и погрузились в лимузин — вот он мне нравится! Со мной, кроме штатной охраны, Вилка, дядя Герман и Эйдзи-сан. Девочек будить не стал — репетиция стартовала в шесть утра, так что пусть отсыпаются перед запланированной на девять автограф-сессией.

Вернувшись в посольство, убил время при помощи Виталины, переоделся обратно в костюм — работать же придется, нужно соответствовать — коллективно подкрепились якисобой — лапша с мясом — и, обрадовавшись начавшемуся за окном ливню — жару и смог нейтрализует — отправились к новенькому торговому центру со здоровенным книжным отделом. Место определили методом аукциона, за нас «сражался» десяток торговых сетей. Шестьдесят тысяч долларов нам и сколько-то Shueish’е.

— Удивительное однообразие в выборе зонтиков, — прокомментировал я вооружившихся черными зонтами аборигенов за окном.

Выходной, поэтому народу еще больше чем в будни — японцы спешат развлечься изо всех сил, компенсировав тем самым стандартный двенадцати-четырнадцатичасовой рабочий день. Кстати…

— Эйдзи-сан, простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но как сочетается принятый у вас трудовой кодекс общемирового стандарта и переработки?

— Простите, Тукачеву-сенсей, это не совсем моя сфера ответственности, — позорно слился он. — Но в нашей стране существуют профсоюзы, которые заставляют работодателей заботиться о работниках. Времена дзайбацу давно позади.

Ясно/понятно.

— Кроме того, все переработки оплачиваются должным образом, а начальство порой работает гораздо больше рядовых сотрудников — ведь если директор предприятия не прилагает должных стараний, работники примут это за руководство к действию, — продолжил он.

— Это типа когда директор закрывается в кабинете и спит? — не удержался я.

Япошка дернулся, но быстро взял себя в руки:

— Для японца работа — самое важное в жизни. Коллектив — вторая семья, а рабочее место — второй дом, пребывание в котором придает жизни смысл и счастье. Рядовой сотрудник тоже может поспать на рабочем месте — ведь если он настолько устал, что не может работать дальше, никакого толку от него не будет. Зато потом он продолжает работу с новыми силами и с полной самоотдачей.