Самый лучший пионер
Шрифт:
Не желая проблем, честно засел за немецкий.
— …Ду… Ду хаст… — Отложив «впитанные» самоучители, с гитарой валялся на диване.
— Шпрехен зе дойч? — Весело спросила мама, входя в комнату.
— О, я! — Подтвердил я.
— Я в школе тоже его учила, — По-немецки сообщила родительница.
— А я вроде вернул и еще добавил сверху, — Выговорил я на том же языке.
Акцент придется долго вытравливать, но так даже лучше — добавляет хоть какого-то реализма.
— А что за песня? — Спросила она.
— Да так, балуюсь, — Отложил я инструмент: — Антонина Петровна…
— Отнесла книгу в
— Не брошу! — Заверил я ее.
Будто у меня занятий много!
— Ну-ка давай проверим наш немецкий! — Подхватив самоучитель, мама приземлилась рядом.
Выйти из дома первый раз решил первого августа. Ребра не беспокоили уже почти неделю, и я старательно откладывал этот момент как мог, но теперь нужно ехать делать рентген. Действо состоится в Детской городской поликлинике, к которой я «прикреплен». Идти совсем не далеко — буквально пяток кварталов. После облучения взявшая отгул мама поведет меня в пресловутое РайОНО — пить чай с Антониной Петровной и важными тетеньками — «Миша Добрин» им понравился, поэтому будем решать что делать дальше.
День обещает быть жарким, поэтому надел синюю футболку, зеленые шорты и отечественные, по ощущениям — деревянные — сандалии. Мама нарядилась в светлое клетчатое платье и бежевые туфельки. На голову мне положена кепка, ей — белая шляпка с искусственным цветочком.
— Такая вся летняя и воздушная! — Отвесил я родительнице комплимент.
— Вот спасибо! — Хихикнула она, и мы вышли в подъезд.
Его я видел, поэтому неинтересно. На двор тоже насмотрелся — из окна. Между двух домов расположена детская площадка — песочница, металлические горка, турники, брусья и опоры для натянутых веревок — в числе прочих сушатся здесь и наши вещи. Никто не ворует, нет — а кому оно надо? Редкие обладатели джинсов драгоценные штаны сушат дома. У домов и на площадке — окрашенные синей краской скамейки. Тут и там растут развесистые тополя. Неподалеку от выезда со двора припаркован одинокий «Москвич».
Помахал рукой с невыносимой скукой на лице наблюдающему за болтающимся на турнике младшим братом Артему. Тот обрадовался и начал вставать, но за мной из подъезда появилась мама, и боксеру пришлось плюхнуться обратно. Не судьба!
Покинув двор, выбрались на улицу Короленко и пошли вдоль нее. Обилие зелени оживляло пейзаж, но в целом — серенько! Нет рекламы, нет ярких витрин. Да ничего нет — даже фонари висят редко. Мрачновато здесь по ночам. Буду стараться долго не гулять — ну его нафиг, зарежут еще начинающего попаданца.
Улица просто пронзительно-пуста, и, кроме редко прогуливающихся пенсионеров и играющих во дворах детей, не встретилось совсем никого — рабочий день же! Автомобильный трафик отсутствовал как таковой — тупо пустая дорога, хоть в лапту играй. С машинами вообще беда — по пути к Стромынке (такая улица) насчитал всего пяток образчиков. Эта улица была уже оживленнее — даже трамвай проехал! Помимо него время от времени проезжали грузовики разного тоннажа, и, совсем редко — легковушки.
Перешли дорогу, прогулялись по дворам, и вошли в обшарпанную, пахнущую хлоркой — а чем еще? — поликлинику. Уши сразу наполнились детским плачем, шумом тихих разговоров и редкими окриками. Отстояв
Снимок отдавать сразу никто и не подумал — придется прийти сюда завтра, уже с тетей Надей в качестве сопровождающей — отгулы у мамы не резиновые. По пути в РайОНО, не удержавшись, угостились мороженым. Вкусно, блин! Вот и РайОНО — старая кирпичная двухэтажка с плотно засаженной елями территорией. Кусочек был отдан под парковку — два «Москвича» и один «Запорожец». Невелики шишки, получается, раз «Волгу» не выделили. Мама быстренько меня просветила:
— Главный сейчас в отпуске, поэтому нас примет его заместитель — Степанида Ивановна.
— Запомнил! — Отрапортовал я, и мы по крылечку из выщербленного мрамора вошли в очередное казенное здание.
Да что ж у вас с ремонтом-то так плохо?
— Нам к Степаниде Ивановне! — Доложила мама бабушке-вахтеру.
— А, маленький писатель! — Сверкнула она очками: — Проходите в 203-тий.
Поблагодарили и пошли.
— Может ли человек быть великим на первом этаже? — Глубокомысленно заметил я на лестнице.
— Это ты хорошо придумал! — Хихикнула мама.
Постучали — можно? — и вошли в кабинет.
Вот тут обстановка уже получше — даже обитый дермантином диван есть! Еще — настоящая пальма в кадке, канцелярские шкафы, печатная машинка на столе секретаря — отдельной площади ей, видимо, не полагается — и женщина со строгим лицом в очках с почему-то показавшейся импортной оправе, в белой блузке и черной юбке. Волосы заплетены в косу, немножко омолаживая эту даму «за сорок».
Кроме этих двоих, в помещении нашлись классная руководительница и симпатичная девочка — моя ровесница, одетая в юбку, гольфики, белую рубаху с длинным рукавом и пионерский галстук. Черные волосы собраны в две косички, рядом, на столе, лежит красная пилотка. На левом рукаве, над пионерским значком — матерчатая полоска с тремя маленькими пластиковыми красными звездочками. Мне почему-то стало неловко — на мне-то галстука нет!
— Здравствуйте! — Поздоровались все со всеми, и нам с мамой предложили присесть.
— Я — Степанида Ивановна, — Представилась и.о. начальника: — С Антониной Петровной вы знакомы. Это — Алла Викторовна, мой секретарь, а здесь у нас… — Указала на мою ровесницу: — Солнцева Екатерина, член районного пионерского штаба.
Ути боже, какие мы важные!
— Наталья Николаевна, — Представилась мама: — Это Серёжа!
— Наш начинающий писатель! — Добавила хозяйка кабинета.
— Хорошую ты сказку написал, Андропов! — С улыбкой похвалила меня пионерка.
— Спасибо! — Поблагодарил я.
— Так… — Степанида Ивановна залезла в стол и достала оттуда пять тетрадок — именно столько занял первый том: — Это я возвращаю, Аля копию напечатала.
— Спасибо! — Поблагодарил я обеих, пока мама убирала драгоценные рукописи в сумочку.
— С этой копией я пойду в ГорОНО, — Поделилась планом начальница: — А уже они, если им понравится — а им обязательно понравится! — Добавила она с улыбкой: — Отправятся дальше, до самого Детгиза!
— Спасибо вам огромное! — Снова поблагодарил я, а мама выставила на стол конфеты — «чаю попить».